В темноте он черкнул записку, привязал ее к ошейнику Артемона и запечатлел на его морде поцелуй. Потом, дав ему понюхать предмет, принадлежащий Роберу, он положил собаку на землю и, указав ей на юг, приказал бежать.
Артемон понесся стрелой и моментально исчез во мраке.
Это была большая жертва со стороны бедного капитана. Подвергать такой опасности свою собаку! Он, конечно, предпочел бы рисковать собой! Однако он не колебался, считая необходимым довести до сведения Робера о событиях, которые, может быть, изменили бы его проекты.
Все равно последние часы ночи были тяжелы для капитана, мысленно переносившегося за своей собакой вдоль песчаного берега, омываемого Атлантическим океаном.
День, занявшись, обнаружил все размеры несчастья. Когда наступило утро, то все увидели, что лагерь был опустошен, шатры опрокинуты; ящики разбиты. Все, что принадлежало потерпевшим крушение, было собрано в кучу, представлявшую отныне добычу победителей.
За станом зрелище было еще грустнее. На песке, заливаемом слабым светом зари, резко выделялось два распростертых тела, и в этих двух трупах капитан со вздохом узнал тогда матросов, которых он, к счастью, в душе не решился обвинять. В груди каждого из них, почти в одном и том же месте, торчал кинжал по самую рукоятку.
Когда совсем рассвело, между африканцами произошло некоторое волнение. Вскоре один из них, несомненно шейх, отделился от других и направился к группе потерпевших крушение. Капитан тотчас же пошел к нему навстречу.
– Кто ты? – спросил шейх на плохом английском языке.
– Капитан.
– Ты командуешь этими людьми?
– Моряками – да. Другие – пассажиры.
– Пассажиры? – повторил мавр с нерешительным видом. – Уведи тех, которые подчинены тебе… Я хочу поговорить с остальными, – добавил он после некоторого молчания.
Но капитан не двигался с места.
– Что хочешь ты сделать с нами? – спросил он спокойно.
– Ты сейчас узнаешь это, – сказал шейх. – Ступай!
Капитан, не настаивая более, исполнил приказание.
Вскоре он вместе со своими людьми образовал отдельную от туристов группу.
Шейх стал ходить между туристами и с непонятной настойчивостью расспрашивать одного за другим. Кто он? Как его имя? Как называется его страна? Каково его состояние? Имеет ли он семью? Это был настоящий допрос, который он повторял без устали и на который каждый отвечал как хотел, причем одни открыто говорили правду, другие преувеличивали свое общественное положение, а третьи – выдавали себя за более бедных, чем на самом деле.
Когда очередь дошла до пассажирок-американок, Рожер отвечал за них и счел нужным придать им возможно большую важность. По его мнению, это был лучший способ спасти им жизнь. Но шейх с первых же слов прервал его.
– Не тебе говорят, – обрезал он. – Не глухие же эти женщины?
Рожер на мгновение опешил.
– Ты их брат, отец, муж?
– Это моя жена, – позволил себе заявить Рожер, указывая на Долли.
Мавр выразил свое удовольствие жестом.
– Хорошо! – сказал он. – А та?
– Ее сестра, – отвечал Рожер. – Обе очень важные дамы в своей стране.
– Важные дамы? – переспросил мавр, для которого эти слова казались лишенными значения.
– Да, важные дамы, королевы.
– Королевы? – повторил шейх.
– Словом, отец их большой вельможа, – пояснил Рожер, исчерпав все образы.
Впрочем, последний как как будто произвел желанное действие.
– Да! Генерал, генерал, – пояснил мавр с довольным видом. – А как зовется дочь большого вельможи?
– Линдсей, – ответил Рожер.
– Линдсей, – повторил мавр в силу какой-то таинственной причины, казалось находивший наслаждение в созвучии этих слов. – Линдсей! Хорошо! – прибавил он, переходя к следующему пленнику и делая в то же время любезный жест Рожеру де Сорту и двум американкам.
Пленник этот был не кто иной, как Томпсон. Но как сбавил важность несчастный администратор! Столь же робкий теперь, как раньше развязный, он старался по возможности сократиться.
– Что у тебя там? – спросил его вдруг шейх.
– Где? – пролепетал Томпсон.
– Да… Это сумка… Давай! – приказал мавр, налагая руку на драгоценную сумку, которая висела у Томпсона через плечо.
Последний инстинктивно сделал движение назад, но два африканца тотчас же бросились на Томпсона и в мгновение ока освободили его от драгоценной ноши.
Шейх открыл отобранную сумку. В глазах его блеснула радость.
– Хорошо! Очень хорошо! – воскликнул он.
Вслед за Томпсоном Пипербом из Роттердама выступил со своей громадной фигурой. Он не был нисколько взволнован. Спокойно пускал он, по обыкновению, огромные клубы дыма из своей трубки и любопытно посматривал вокруг своими маленькими глазами.
Шейх с минуту смотрел на русого великана с явным удивлением.
– Твое имя? – спросил он.
– Ik begryp met, waty van my wilt, Mynheer de Cheik, maar ik verondenstel dat u wensht te weten welke myn naat is en uit welk land ik been. Ik been de Heer Van Piperboom, en womm te Rotterdam, een der voornaanete steden van Nederland. [16]
Шейх напрягал слух.
– Твое имя? – настаивал он.
– Ik been de Heer Piperboom nit Rotterdam, [17] – повторил голландец.
Шейх пожал плечами и продолжал обходить своих пленников, не удостоив ответом грациозного поклона, отвешенного ему толстяком.
Повторение тех же вопросов не утомляло мавра. Он ставил их всем., внимательно выслушивая ответы. Никто не избежал его терпеливого опроса.
Между тем в силу ли необъяснимой рассеянности или предумышленно, нашелся один, которого он не счел нужным расспрашивать, и это был Джек Линдсей.
Алиса, следя взором за рядом потерпевших крушение, с удивлением увидела, как ее деверь смешался с другими. С этих пор она не упускала его из виду и с беспокойством заметила, что он не подчинился общему правилу – шейх не подходил к нему и ни о чем не расспрашивал.
Отлучка Джека Линдсея, его возвращение, равнодушие мавританского шейха – все эти факты вместе поселили в душе Алисы беспокойство, которое она при всей своей энергии едва сдерживала.