В пять часов утра Сильвиус Хог открыл глаза, потянулся и с наслаждением вдохнул свежий, напоенный хвойным ароматом, утренний воздух.
Они прибыли в Конгсберг. Коляска проехала по мосту через Лааген и, миновав церковь, остановилась неподалеку от водопада Ларбре.
— Друзья мои, — сказал Сильвиус Хог, — с вашего позволения, мы здесь только сменим лошадей. Обедать все равно еще рано. Лучше сделаем остановку в Драммене и там уж как следует угостимся, чтобы сэкономить припасы господина Бенетта.
Так и решили. Профессор и Жоэль пропустили по стаканчику водки в гостинице «Рудники». Четверть часа спустя им привели свежих лошадей, и поездка продолжилась.
При выезде из города экипажу пришлось одолеть довольно крутой подъем дороги, дерзко вырубленной прямо по склону горы. Вскоре вдали зачернели силуэты высоких терриконов [108] — то были серебряные рудники Конгсберга. Но минуту спустя их заслонил густой ельник; под его темные, холодные, как погреб, своды не проникали ни летнее тепло, ни солнечные лучи.
В городке сплошных деревянных домиков Хангсунде путников ждала новая подстава. Дальше коляска помчалась по нескончаемо длинным дорогам, кое-где перегороженным шлагбаумами: здесь полагалось уплатить дорожную пошлину — пять-шесть скиллингов. Это был район плодородных земель, со множеством фруктовых деревьев, походивших на плакучие ивы, — так низко склонились их отягощенные плодами ветви. Ближе к Драммену местность опять вздыбилась холмами.
В полдень они завидели расположенный в одном из рукавов фьорда город с двумя бесконечно длинными улицами, ярко раскрашенными домами и всегда оживленной гаванью, где между плотами сплавного леса, заполонившего почти всю акваторию, с трудом пробирались прибывшие за рыбой суда.
Коляска остановилась перед гостиницей «Скандинавия». На пороге появился хозяин заведения, важный седобородый толстяк.
При виде новоприбывших он тут же заявил с тонкой проницательностью, свойственной всем рестораторам мира:
— Не удивлюсь, если господа, равно как и юная фрекен, пожелают отобедать у меня!
— Вот именно, не удивляйтесь, — отвечал Сильвиус Хог, — и велите поскорее подавать на стол.
— Сию минуту, сударь.
Обед и в самом деле был скоро подан; он оказался выше всяческих похвал, особенно одно блюдо — рыба из фьорда, начиненная душистыми травами, которую профессор отведал с явным удовольствием.
В половине первого экипаж, запряженный свежими лошадьми, забрал путников у гостиницы «Скандинавия» и неторопливо покатил вверх по главной улице Драммена.
Когда он поравнялся с неказистым, приземистым строением, угрюмо стоящим среди веселых соседних домиков, Жоэль вдруг гадливо передернулся и невольно вскрикнул:
— Сандгоист!
— Ага, стало быть, вот он каков, этот господин Сандгоист! — заметил Сильвиус Хог. — Физиономия у него и впрямь злобная.
Действительно, то был Сандгоист; он курил, стоя в дверях своего дома. Неизвестно, успел ли он узнать Жоэля, сидевшего на передней скамейке экипажа, который быстро скрылся за штабелями бревен и досок.
Промчавшись по дороге, обсаженной рябинами с тяжелыми кистями коралловых ягод, коляска въехала в густой сосняк, обрамляющий так называемую Райскую долину — величественную, необычайной красоты впадину, идущую уступами вниз до самого горизонта. В глаза путникам бросились сотни холмов и пригорков; чуть ли не у каждого на вершине красовалась либо вилла, либо хуторок. С наступлением вечера, когда экипаж, минуя обширные заливные луга, начал спускаться к морю, на его пути стали попадаться фермы; их ярко-красные стены резко выделялись на черно-зеленом фоне леса. И наконец путники увидели сам фьорд Христиании, в окружении живописных холмов, с его бесчисленными бухтами и заливами, миниатюрными портами, деревянными причалами, куда подходили и легкие лодки, и пассажирские пароходы.
В девять часов вечера — время, когда на этой широте еще совершенно светло, — старинная коляска въехала в город, будя грохотом колес уже дремлющие улицы.
Следуя указаниям Сильвиуса Хога, кучер остановился у гостиницы «Виктория». Там предстояло заночевать Гульде и Жоэлю. Комнаты им были сняты заранее. Сердечно попрощавшись с ними, профессор направился в свой дом, где его старые слуги Кэт и Финк с нетерпением ожидали хозяина.
Христиания, которая считается крупнейшим городом Норвегии, выглядела бы в Англии или во Франции совсем небольшим городком. Если бы не частые пожары, она и доныне сохранила бы свой облик XI века. Свое современное летосчисление она ведет с 1624 года, когда король Кристиан полностью перестроил ее, дав городу вместо женского имени Опселе свое собственное. С тех пор Христиания и носит имя своего царственного зодчего. Ныне это аккуратно распланированный город с широкими прямыми улицами и ровными рядами домов, сложенных из белого камня или красного кирпича. Посреди довольно красивого парка возвышается королевский дворец Оскарслот — обширное квадратное здание без определенного стиля. Там и сям высятся церкви, чье скромное внутреннее убранство вряд ли способно отвлечь верующих от их благочестивых мыслей. И наконец, здесь имеется несколько общественных зданий и заведений, а кроме того, огромный рынок под купольной крышей, куда свозятся все иностранные и местные продукты питания.
В целом городской ансамбль не вызывает особого интереса. Зато беспредельного восхищения заслуживает его местоположение в котловине, окруженной горными хребтами, столь разнообразными по красоте, что они являют собой поистине роскошную оправу для города. Если центральная часть Христиании с современными богатыми кварталами расположена на почти плоской равнине, то окраины, образующие род касбы, [109] карабкаются вверх по взгорьям; здесь обитает народ победнее, и домишки, деревянные либо кирпичные, отличаются грубой, кричащей раскраскою, скорее тревожащей, нежели чарующей взгляд.
Не следует думать, что слово «касба», привычное для африканских городов, не может быть приложимо к северной Европе. Взять Христианию: разве не походят ее портовые кварталы на тунисские, марокканские, алжирские? И хотя здесь не сыщешь тунисцев, марокканцев и алжирцев, все-таки местное пестрое, постоянно меняющееся население вполне стоит того, что обитает на севере Африки.
Одним словом, как и всякий город, чье подножие омывается морем, а голова высится над изумрудно-зелеными холмами, Христиания необыкновенно красочна. Не будет преувеличением сравнить ее залив с Неаполитанскою бухтой. Так же, как и берега Сорренто и Кастелламаре, ее побережье усеяно виллами и шале, полускрытыми темной зеленью ельников и той легкой дымкой, что придает им типичный «туманный» характер гиперборейских [110] краев.