– Спасибо, Володенька, и доброй вам ночи.
– Книгу не забудьте, – напомнил я.
– Володенька, я не могу принять от вас такой подарок…
– Я взял за копейки, – напомнил я. – Взгляните, там впереди лэйбл с новой ценой.
– Но все равно это великая ценность!.. Господи, эти варвары оценили, как выброшенные тапки!
Я отмахнулся.
– Петр Янович, я в стихах полный нуль. Мое пристрастие – философия, этика, религия. А это, сами понимаете, совсем другие люди…
Уже на выходе в прихожую он обернулся, книга прижата к груди, погрозил пальцем.
– Философия – тоже книги. Так что не отгораживайтесь, мы – одни и те же люди.
Он бросил взгляд на экран моего ноутбука. Я шепотом подал команду, скринсейвер исчез, высветился текст, обычный текст, как в книгах. Томберг не догадывается, что автор самых ходовых видеороманов как раз я, его сосед. Именно я вольно или невольно хороню остатки прежней книжной культуры, милой, наивной и допотопной.
Сейчас там на экране текст романа «Мертвые души», шрифт крупный, чтобы Томберг сразу увидел, что читаю классику, а не современную порнуху, уважаю классиков, держу классиков на видном месте, время от времени перечитываю. А вообще слово «классики» произношу часто и всегда уважительно.
Томберг, однако, посмотрел на меня с мягкой укоризной.
– Но как можно читать с экрана? – воскликнул он и добавил патетически: – Не понимаю!.. Просто не понимаю, уж простите великодушно. Это же… это же нелепо! И глаза портятся.
Я покачал головой.
– Это старые представления. Помните большие безобразные мониторы, что едва помещались на столе, похожие на телевизоры?.. Вот те – да, могли влиять на зрение, если, конечно, пялиться на экран неотрывно по двенадцать часов. Ведь что такое тот экран: это та же лампа! А нынешние, жидкокристаллические, построены по другому принципу. На глаза уж никак не повлияют.
Он воскликнул еще патетичнее:
– Но а сама эта штука, этот бездушный элбук? Я хочу держать в руках именно шуршащее страницами, пахнущее типографской краской, чувствовать твердый переплет, который открывается, как раковина нежнейшей устрицы, а там дивное лакомство форзаца, дальше смотрю на титул, уже предвкушая все наслаждение пиршеством, уже слюньки текут, уже страницы шуршат, я слегка сгибаю страницы и бегло пропускаю под пальцами, как опытный картежник, что тасует колоду карт, но не позволяю глазу ухватить хотя бы слово, чтобы не иметь ни малейшего представления о том, что там будет в середине действия, а вы же знаете, какая хитрая штука наш глаз: может при любой скорости выхватить слово, а то и фразу, что сразу раскроет тщательно упрятанный замысел хитроумного автора…
Он задохнулся, сглотнул слюну, кадык дернулся, глаза смотрели мечтательно в пространство, а пальцы нервно дергались, я видел, что они бережно гладят корешок, трогают торец, прощупывают наличие каптала.
– Вы так хорошо рассказываете, – признался я, – что я просто все это увидел!
– Но а как же иначе? – воскликнул он. – Как же?.. Я люблю, я обожаю книги!.. Я вдыхаю их запах, как женщина вдыхает самые изысканные духи. Я смотрю на ряды их корешков, как на лучшие в мире картины, скульптуры или… да что угодно, когда-либо созданное человеком, природой или Творцом! И как от этого дивного мира отказаться?
Я промолчал, любуясь его раскрасневшимся вдохновенным лицом. Я казался себе человеком, приехавшим на первом автомобиле, дребезжащем и отчаянно чихающем отвратительным бензином, к зданию театра, где уже ждут окончания спектакля роскошные и элегантные кареты, коляски, дрожки. Мой автомобиль, понятно, – это слепок с кареты, только вместо коней там впереди примитивный мотор, что шумит страшно, дребезжит, гремит, во все щели вылетают капли грязного кипящего бензина, обжигают кожу и непоправимо пачкают одежду. Благородные кареты сторонятся меня, грязного и нелепого, а господа, выходя из здания театра, смотрят с недоумением и брезгливой жалостью, как на недоумка. Ну кто же сядет в такие вот чудовища, где нет приятного и привычного запаха конского пота, поскрипывания конской сбруи, покачивания на высоких рессорах, щелканья кнута извозчика?
Нет, мелькнула у меня мысль, я уже не на таком авто. Такими были первые бытовые компы, двести восемьдесят шестые, где и монитор крохотный, и сеточка перед ним предохранительная, но зато появились первые тексты, которые можно читать с экрана, хоть и ломая глаза, зато экономя на покупке книги…
– Такие экраны сберегают зрение, – сказал я первое, что пришло в голову.
– Как?
– Можно увеличить шрифт, – объяснил я. – Вы это уже делаете, не так ли?.. Можно сделать подложку другого цвета, белый иногда режет глаз… Вообще можно приспосабливать для чтения разными способами, а вот с книгой только, увы, очки!
Он спохватился:
– Самые отвратительные гости, которые задерживаются в прихожей! Извините, Володенька.
Я закрыл за ним дверь на обычный засов, к электронным можно подобрать ключи, гаркнул, почему-то злясь:
– Инет!
Над Москвой глубокая ночь, но на столбике термометра все еще тридцать. Даже с хвостиком. Я все же открыл окно, выглянул, это называется хлебнуть свежего воздуха, но, понятно, в современных квартирах теперь намного свежее и чище. Так, традиция. Выйти, подышать бензином и прочими загрязнениями, сказать дежурную глупость о здоровой прогулке.
Барбос отправился в прихожую, сдернул с кронштейна поводок и принес мне. Коричневые глаза смотрят с укором. Может быть, и без укора, но почему-то глядя в собачьи глаза всегда чудится в них укор. Будто в чем-то виноваты перед нашими меньшими братьями. Может быть, в том, что мы все умеем, а они нет?
– Ладно-ладно, – сказал я, – только недолго. Возле дома. Я не могу позволить себе длительные прогулки, понял?
Он посмотрел обидчиво, вот и попробуй скажи, что собаки хоть чего-то не понимают, вытянул шею, чтобы я быстрее надел ошейник.
После короткой прогулки, когда Барбос в бешеном темпе побегал по газонам, изредка исчезая за гаражами, я вернулся, помыл паразиту лапы – то ли не научится, то ли хитрит, перед глазами уже поплыли образы. Диван подо мной мягко прогнулся, монитор послушно развернулся в мою сторону. Я еще застал клавиатуры, которые соединялись с компами такими короткими проводами, что приходилось сидеть прямо перед экраном… Да ладно, тогда и экраны были такими крохотными, что с дивана хрен что рассмотришь.
Раньше, помню, поздно вечером в Инете всегда был наплыв юзеров, скорость резко падала. После полуночи, когда льготный тариф, вообще не удавалось пробиться в Сеть: линия всегда забита. Сейчас же смешно вспомнить те скорости, забитый трафик, трудности дозвона. После диалапа пришли выделенки, спутниковые, Интернет-2, оптоволокно и, наконец, флеш-спринт, при котором я трехсотгигабайтный фильм скачиваю за треть секунды. Да и то бурчу, что медленно.