Слева от меня артистически работает ножом и вилкой Соммерг. Худое лицо серьезно, неподвижно, взгляд обращен в тарелку, но я знаю, что он видит и замечает все вокруг. Соммерг – не только инфист высшего класса, но последние пятнадцать лет возглавляет отдел Департамента социологических исследований. Он разработал концепцию переноса мишени, когда противник бросает все силы на достижение заведомо ложных целей.
В частности, он подхватил полузабытые в старой России экзотические поиски родины ариев и сумел еще в Советскую эпоху навязать эту идею немалой части русской интеллигенции. Тогда шло глухое брожение, недовольство, надо было срочно взять его под контроль, и Соммерг под видом оппозиции режиму предложил внедрить подобную интерпретацию в идеи патриотизма. Мол, коммунизм стирает все различия, даже слово «русский» заменяет на «советский», но своих предков надо знать, а наши предки Рим спасли, а потом разрушили, пирамиды в Египте построили, и вообще арии – это даже не германцы, а самые что ни есть русские…
Провокация удалась блестяще. Целое стадо баранов ломанулось в услужливо распахнутые ворота. В солидных журналах появились глубокомысленные рассуждения о родстве русского языка с индоевропейским, а значит – мы древнее всех прочих народов, и этруски вон тоже русские, и Троя – родина русов, и Америку открыли русские… Это вызывало хохот в других странах, которые могли в доказательство своей древней культуры предъявить нечто больше, чем странную надпись из шести букв на глиняном черепке.
Сейчас Соммерг занимается проблемами религии, еще и поэтому я рассматриваю этого гада как одного из самых серьезных противников. В инфизме, инфизме.
Чуть дальше громогласно вещает прописные истины Челлестоун, с ним до крика спорит Лакло. Челлестоун – единственный среди нас нобелевский лауреат. Правда, не за инфизм, за тот еще премий не дают, ибо границы не очерчены, да и как-то еще не подвели базу под использование этого страшного оружия, не нарядили его в белые одежды ангела-миротворца.
Нобелевская за достижения в социологии, членство в половине академий мира, масса научных работ… но все-таки количество премий впечатляет. Кроме известных и весомых во всем мире, он ухитрился собрать и целую коллекцию экзотических, вплоть до Национальной премии Зимбабве за открытия в языкознании.
Ужин был достаточно легким. Сбалансированным и легко усваиваемым, чтобы успело перевариться до сна. Здесь, похоже, за своим здоровьем блюдут. Хотя, как иначе, все западники, а жизнь у населяющих Запад народов сейчас самая высшая из ценностей. Ничего, уже скоро…
Я запил соком, Кристина давно как школьница положила нож и вилку параллельно друг другу, только рукояти соответственно в разные стороны. Белая рука в перчатке тут же бесшумно убрала тарелку. Я сказал негромко:
– Ну что, отваливаем?
Она прошептала испуганно:
– Как?.. Здесь же только начинается…
– Ждешь дискотеку? – поинтересовался я.
– Какой вы грубый, Владимир Юрьевич…
– У тебя чему не научишься, – прошептал я тихо. – Вылезай, расселась!..
Ни за что не поверит, мелькнула мысль, почему хочу в свои апартаменты. А причина банальна… Куда бы я ни уезжал: на пляж, на дачу к друзьям, на пикник, – всегда через часок-другой начинал тоскливо думать: ну на фиг мне это натужное веселье?.. И чего прикидываюсь, что мне нравится подгоревшее на костре мясо и «свежий воздух» – наполовину из дыма, наполовину – из комаров, которым по фигу этот якобы отгоняющий их дым? Вот сейчас бы домой на диван, ноутбук на колени, продолжил бы работу над своей книгой, что перевернет мир…
По опыту знаю, что когда приду домой, то на ноутбук и не взгляну, дома могу не работать неделями, но при любой оторванности от дома сразу: ах, как бы я сейчас работал!
Когда вернулись, Кристина ринулась исследовать апартаменты по второму разу. Я раскрыл ноутбук и… задумался. Конференция производит странное впечатление. Во-первых, нас слишком мало, всего семеро. Во-вторых, свободный обмен мнениями, как значилось в приглашении, – что это? Никто из нас не дикарь: Челлестоун, Соммерг, да и все остальные, предпочитают видеоконфы. Точно так же могли бы встретиться в виртуальном пространстве, находясь каждый в своем кабинете.
– Владимир Юрьевич, – донесся сверху голос Кристины, – там наверху чересчур большая спальня…
– У тебя агорафобия?
– Вот-вот, – согласилась она поспешно, – именно это умное слово!
– Терпи, – велел я безжалостно..
– Боюсь, – сказала она жалобно. – Можно я… в вашей?
– Еще чего, – ответил я с достоинством. – Будешь одеяло стягивать, лягаться.
– Я не лягушка!
– Храпеть…
– Я сплю на боку, как зайчик!
– Зайчики спят на брюхе.
– Как скажете, Владимир Юрьевич, так под вами и лягу!
– Размечталась, – сказал я саркастически. – Ладно, пущу на коврик. Нет, на тряпочку. Да не возле постели, а около двери.
Она завизжала, подпрыгнула, лихо съехала вниз на перилах. Половина победы есть, уже в одной спальне. Ну, а в таком случае и сто тысяч антониев не выстоят. Одни женские гормоны не дадут мне спать спокойно. Вообще не дадут спать. Тем более что ели какое-то уж очень жгучее мясо, наперченное, хоть и просто тающее на языке. Все-таки у разума и сердца голоса только совещательные, а решающий голос у пениса.
Возможно, эти ребята хотят получить более полное представление? Не знаю, вполне вероятно изобретение анализаторов запаха, пота, что позволяет дать более полный контроль над человеком. Если так, то сейчас на меня нацелено несколько телекамер, а ночью снимут особенно богатую жатву, записывая и анализируя нашу возню в постели. В эти минуты человек особенно откровенен… хотя не представляю, что могут вынести обо мне: я вполне разделю себя на трахающуюся обезьяну и высокоинтеллектуального сапиенса. Сапиенс у меня никогда не трахается, а обезьяна не пишет романы.
Перед глазами всплыла аудитория, сорок пар вопрошающих глаз. Перенимайте приемы, сказал им я мысленно. Те самые удачные приемы, которые доказали свою убойную силу у других авторов. Будь это кино, живопись, телевидение или компьютерные игры – это все инфизм, мощное оружие. Это повторяю потому, что на вас будут оказывать мощное давление, указывая, «как надо» писать, изображать, под каким углом и так далее. Вы устоите, когда будет напирать власть в лице президента страны, тайных служб в лице ФСБ или прочих гестапов, но куда труднее отбиться от доброжелателей в личинах жены, тещи, задушевных друзей, приятелей, старого школьного учителя, соседей по дому…
Все они учат, «как надо писать». Любая домохозяйка может указать, что вот такой-то образ неверен, юсовцы, к примеру, не такие тупые и злобные, а вовсе среди них попадаются даже вполне интеллигентные люди! Хм, думаете, юсовские писатели и режиссеры не знают, что среди русских тоже попадаются вполне интеллигентные? Но в каждом фильме, каждом романе, каждом сериале, каждой компьютерной игре русские – это такие отморозки, тупейшие и злобнейшие, что прямо так и хочется на всю Россию сбросить атомную бомбу! То есть свершить то, чего режиссер или писатель добивался изо всех сил: вызвать определенные эмоции, закрепить их частым повторением, создать устойчивый образ, растиражировать, добиться нужного поведения читателей в будущем…