Грациозное животное с длинной шеей, удлиненными, мускулистыми ногами, рыжеватым телом в белых пятнах, коротким хвостом, покрытым густой шерстью туземцы называют гуанако. Издали стадо этих жвачных можно принять за всадников, мчащихся в строгом порядке по бескрайним равнинам. На сей раз гуанако был один. Остановившись на пригорке, посреди широкого луга, где шумели, качаясь, ситники [2] , он повернул морду в сторону ветра и с беспокойством вдыхал запахи, приносимые с востока легким бризом. Опасаясь нападения, животное поводило навостренными ушами, готовясь при малейшем подозрительном шорохе пуститься наутек. Дальнобойное ружье в руках опытного охотника, несомненно, поразит это недоверчивое создание. Достать его может и стрела, если только стрелок укроется за кустами или за валуном. Но редко когда вокруг шеи гуанако затягивается лассо: благодаря молниеносной реакции и необыкновенно быстрому бегу он резко срывается с места и оказывается вне досягаемости.
Равнина вокруг пригорка была отнюдь не плоской. То там, то сям почва поднималась уступчатыми бороздами, какими-то вздутиями, которые остались после размывавших землю ливневых дождей. За одним из таких бугорков, в дюжине шагов от пригорка, прятался туземец, которого гуанако не мог видеть. Полуобнаженный, в рваной шкуре, составлявшей все его одеяние, гибкий как змея, индеец бесшумно полз в траве, приближаясь к желанной добыче. Малейший шорох — и она умчится. Между тем гуанако, почуяв опасность, стал выказывать признаки беспокойства. В этот момент в воздухе послышался свист брошенного лассо. Кинутое с близкого расстояния, оно раскручивалось в полете, но длинный ремень с камнем на конце даже не коснулся головы гуанако, а лишь скользнул по крупу. Охотник промахнулся. Гуанако, отпрянув, поскакал прочь.
Индеец поднялся на пригорок и проводил взглядом животное, которое скрылось в рощице, окаймлявшей равнину с противоположной стороны.
Но если гуанако теперь уже ничто не угрожало, то над индейцем нависла опасность. Смотав лассо, конец которого прикреплялся к поясу, охотник собрался было спуститься вниз, как вдруг в нескольких шагах от него раздалось яростное рычание. Крупный хищник мощно оттолкнулся и почти в то же мгновение приземлился у ног индейца, чтобы вцепиться ему в горло.
Это был один из американских тигров [3] , менее крупных, чем их азиатские собратья, но не менее опасных, — ягуар [4] , желтовато-серая кошка, размер которой от головы до хвоста достигает четырех-пяти футов [5] , шея и бока у нее усыпаны похожими на глазные зрачки черными пятнышками, более светлыми в середине.
Туземец рванулся в сторону — он знал силу и свирепость ягуара, способного когтями разорвать грудь человека, а зубами в одно мгновение перекусить горло. К несчастью, отступая, охотник споткнулся и упал на землю. Судьба несчастного была решена, ибо при себе у него оказался лишь очень тонкий нож из тюленьей кости, который он все-таки успел выхватить из-за пояса.
Когда хищник бросился на индейца, тот нанес ему удар своим оружием, хотя вряд ли оно могло причинить вред столь грозному противнику. Ягуар, однако, слегка попятился, и туземец попытался подняться и занять более удобную позицию, но не успел. Слегка задетый ножом, разъяренный ягуар снова прыгнул и лапами сбил охотника на землю. В тот же момент раздался сухой треск выстрела, и зверь упал замертво — пуля поразила его в сердце.
В сотне шагов, над одной из скал обрывистого берега, поднималось легкое облачко белого дыма. Когда оно рассеялось, взору предстал человек, все еще прижимавший к плечу карабин. Убедившись, что повторного выстрела не потребуется, он опустил ружье, поставил на предохранитель и, повернувшись, посмотрел на юг, где за обрывистым берегом открывались морские просторы.
Наклонившись вперед, человек, явно не туземец, что-то громко выкрикнул, добавив несколько слов с гортанными звуками и удвоенной согласной «к». Во всем облике неизвестного угадывались черты европейца, возможно американца. Не видно было ни сплюснутого между глазницами носа, ни выступающих скул, ни низкого, резко уходящего назад лба, ни маленьких глазок, типичных для индейской расы. Кожа стрелка, несмотря на загар, не отливала бронзой, а интеллигентное лицо и высокий лоб, прорезанный множеством морщин, выдавали в нем человека, привыкшего мыслить. Волосы, уже седеющие, были коротко подстрижены, а борода, тоже тронутая сединой, еще раз подтверждала догадку: победитель ягуара — европеец, ведь у американских аборигенов борода почти не растет. Возраст незнакомца точно определить было нельзя: где-то между сорока и пятьюдесятью.
Высокий рост, крепкое телосложение, недюжинная физическая сила свидетельствовали о безупречном здоровье и большой внутренней энергии, которая, наверное, прорывалась время от времени вспышками гнева. Его степенность чем-то напоминала ту, что свойственна индейцам с Дальнего Запада Соединенных Штатов; а гордость, подлинная гордость, так не похожая на спесь самовлюбленных эгоистов, придавала особое благородство и жестам его, и всей манере держаться.
Через некоторое время крик повторился:
— Карроли!.. Карроли!..
Минутой позже в расширявшейся кверху расщелине скалы, доходившей до самого пляжа с усеянным черными камнями желтоватым песком, появился тот, кого звали этим именем, — индеец лет тридцати-сорока, мускулистый, широкоплечий, с могучим торсом, крупной квадратной головой на крепкой шее, пяти с половиной футов ростом, с очень темной кожей, очень черными волосами, со сверлящим взглядом из-под широких надбровий и реденькой бородкой из нескольких рыжеватых волосков. В общем, у этого существа низшей, если можно так сказать, расы животное начало вполне гармонично сочеталось с человеческим, и это природное начало было не хищным, а мягким и ласковым. Лицом он напоминал скорее добрую и верную собаку, из тех отважных ньюфаундлендов, которые становятся не только спутниками, но и друзьями человека. И как эти преданные животные с радостью бегут на зов хозяина, так индеец поспешил к позвавшему его и обменялся с ним рукопожатием.