— Только бы эти деревья устояли, — проговорил лейтенант.
— И наша яма не ушла бы вместе с ними! — добавил сержант, упираясь в осыпавшийся под ним песок.
— Ну, раз уж мы здесь, — сказал Джаспер Гобсон, — в нескольких шагах от мыса Майкл, и пришли сюда, чтоб смотреть, — посмотрим! Знаете, сержант Лонг, у меня какое-то предчувствие, что мы недалеко от материка; но, конечно, это только предчувствие!
Оттуда, где они расположились, их взгляд мог охватить две трети южной стороны горизонта, если бы горизонт был виден. Но в это время царил полный мрак, и они понимали, что если только до утра не появится огонек, то им придется дождаться рассвета, чтобы рассмотреть побережье материка, в случае если ураган отнес их далеко на юг.
Между тем, — и лейтенант Гобсон говорил об этом миссис Полине Барнет, — рыбаки нередко посещают эту часть Северной Америки, носящую название Новой Джорджии. На этом берегу встречается также немало поселков; туземное население их занимается раскопками в поисках бивней мамонтов, так как в этих местах сохранилось в окаменелом состоянии много скелетов этих гигантских допотопных животных. Несколькими градусами южнее находится Ново-Архангельск — главный город Русской Америки и ее административный центр, распространяющий свое влияние на весь архипелаг Алеутских островов. Охотники теперь чаще посещали берега Северного Ледовитого океана, особенно с тех пор, как Компания Гудзонова залива арендовала охотничьи угодья, где некогда промышляли русские купцы. Джаспер Гобсон, не зная здешних мест, знал нравы агентов, приезжавших сюда в это время года, и был почти уверен, что встретит здесь соотечественников и даже коллег по профессии или же, за отсутствием их, каких-нибудь кочующих индейцев, бродивших обычно по побережью.
Но что давало лейтенанту Гобсону повод надеяться, что остров Виктория был отброшен к побережью материка?
— Да, тысячу раз да! — твердил он Лонгу. — Вот уже неделю, как этот северо-восточный ветер дует не хуже урагана. Я прекрасно знаю, что за наш очень плоский остров ему трудно зацепиться, но холмы и лесные массивы, расставленные здесь, как паруса, должны слегка уступать напору ветра. Кроме того, море тоже испытывает влияние ветра, и вполне понятно, что его большие волны бегут по направлению к материку. Поэтому я считаю, что мы должны были выйти из течения, уносившего нас на запад, и что нас отбросило на юг. В последний раз мы были всего в двухстах милях от земли, а за эти семь дней…
— Все ваши рассуждения справедливы, лейтенант, — поддержал сержант Лонг. — Притом если нам помогает ветер, то помогает и бог. Он не захочет, чтобы погибло столько несчастных. И на него возлагаю я свои надежды.
Разговор Джаспера Гобсона с сержантом прерывался почти на каждой фразе ревом бури. Они пытались проникнуть взглядом в густую мглу, в которой ползли длинные космы растрепанного ветром тумана, отчего она казалась еще более непроницаемой. И в этой мгле не было видно ни одной светящейся точки.
К половине второго утра ураган на несколько минут утих и только страшно разбушевавшееся море продолжало реветь. Огромные валы, вздымаясь, яростно набегали друг на друга.
Вдруг Джаспер Гобсон, схватив своего товарища за руку, крикнул:
— Сержант, вы слышите?..
— Что?
— Шум моря!
— Слышу, лейтенант, — ответил сержант Лонг. — И уже несколько мгновений мне кажется, что удары волн…
— Уже не те… не правда ли, сержант?.. Слушайте… слушайте… как будто прибой… как будто волны разбиваются о скалы!..
Лейтенант Гобсон и сержант Лонг напряженно вслушивались. Это и в самом деле не был уже тот глухой, монотонный шум волн, набегающих одна на другую в открытом море, но звучный рокот тяжелых струй, ударяющихся о твердый берег, который рождал звонкое эхо скал. Между тем на побережье острова Виктории не было ни одной скалы, оно представляло собою просто невысокую кромку из земли и песка, почти не отражавшую звуков.
Но не ошиблись ли Джаспер Гобсон и его спутник? Сержант привстал было, чтобы лучше прислушаться, но его тут же свалил неожиданный порыв урагана, возобновившегося с новой силой. Затишья как не бывало, пронзительный свист ветра приглушал рев моря, а вместе с ним то особенное звучание, которое поразило слух лейтенанта.
Судите сами, какое волнение охватило этих людей! Они снова залезли в свою нору и, чувствуя, как под ними осыпается песок, видя, как ели склоняются до самой земли, гадали, не лучше ли им уйти из этого убежища, пока не поздно. В то же время оба, не отрываясь, смотрели в сторону юга. В этом взгляде сосредоточилась вся их жизнь; пристально вглядывались они в густую мглу, которая должна была рассеяться с первыми лучами зари.
Вдруг около половины третьего утра сержант Лонг крикнул:
— Вижу!
— Что?
— Огонь!
— Огонь?
— Да!.. Вон в той стороне!..
И он указал на юго-запад. Но не ошибся ли он? Нет! Джаспер Гобсон, взглянув в ту сторону, тоже различил какой-то робкий свет.
— Да! — вскричал он. — Да, сержант! Огонь! Это земля!
— Или огни корабля!
— Корабль в такую погоду! Невозможно! — вскричал лейтенант. — Нет, нет, там суша, говорю вам, всего в нескольких милях от нас!
— Ну, так дадим сигнал!
— Да, сержант, в ответ на этот огонек с континента зажжем огонь на нашем острове!
Ни у лейтенанта Гобсона, ни у сержанта не было факела, но ураган сгибал над ними до земли смолистые ели.
— Ваше огниво, сержант! — крикнул Джаспер Гобсон.
Лонг высек огонь и зажег трут. Потом ползком добрался до рощицы. Лейтенант последовал за ним. Здесь было много валежника. Они сложили его у самых корней деревьев, зажгли, и раздуваемое ветром пламя охватило всю рощицу.
— Ну, если мы увидели их, значит и они нас увидят!
Ели горели синеватым пламенем и коптили, как гигантский факел. Смола трещала в старых стволах, и они быстро сгорали. Вскоре раздался последний слабый треск, и все погасло.
Джаспер Гобсон и сержант Лонг смотрели, не ответит ли им новый огонек…
Но нет!.. Минут десять они упорно вглядывались вдаль, надеясь вновь найти ту светящуюся точку, которая блеснула им на миг, и уже отчаялись дождаться какого-нибудь сигнала, как вдруг послышался крик, внятный крик, отчаянный зов с моря.
В страшной тревоге Джаспер Гобсон и сержант Лонг бросились к берегу, скользя на ходу.
Крик не повторился.
Между тем уже разгоралась заря. С появлением солнца ярость бури, казалось, начала утихать. Вскоре стало достаточно светло, чтобы зоркий глаз мог оглядеть далекое пространство…
Земли нигде не было. На горизонте небо и море сливались, как и прежде, в одну сплошную линию.