Я бодро зашагала в сторону улицы Восстания, время позволяло к месту встречи добраться пешком. Солнце сияло, в небе ни облачка, люди, с подозрением косясь на небо, нерешительно улыбались, пытаясь понять: верить или не верить заявившейся в город весне, а я начала испытывать странное беспокойство. Предчувствия являлись ко мне часто и никогда не обманывали. Поначалу я решила, что моя маета относится к предстоящей встрече, — ничего путного из нее не выйдет, и вместо выгодного заказа я буду иметь неприятные воспоминания. Но встреча прошла прекрасно, и в смысле выгоды полный порядок. Оттого предчувствия насторожили еще больше: ничего на этот день у меня больше не было запланировано. Вот и гадай теперь, какую пакость подготовила мне судьба.
Я шла по Литейному в сторону своего дома, когда мне позвонила Алка.
— Эй, ты где? — спросила она.
Алка курила практически беспрестанно, оттого голос ее звучал хрипло, точно она с трудом успевала что-то сказать между приступами кашля.
— Иду домой.
— Что тебе там делать? Я в пиццерии на Невском, давай сюда.
— А в пиццерии мне что делать? — съязвила я.
— Есть пиццу, разумеется. Между прочим, мы не виделись неделю, я соскучилась. А ты, конечно, обо мне даже не вспоминала?
— А кто тебе звонил вчера четыре раза?
— Так это по делу. А для души?
— Ладно, буду через пятнадцать минут, — буркнула я, меняя направление.
В пиццерии Алка с видом мученицы разглядывала свои ногти. Она поцеловала меня и кивнула на газету, которая лежала на столе возле ее локтя.
— Читала. Ты молодец. Слушай, почему бы тебе не написать книгу?
— Детектив? — усмехнулась я и потянулась за газетой.
Но тут подошла официантка, и я сделала заказ.
— Нет, серьезно, — вновь заговорила Алка, как только девушка отошла. — По-моему, тебе есть что сказать миру.
— Лучше он от этого не станет.
— Как знать, как знать…
Алка была на семь лет старше. Поэтому она считала своим долгом меня опекать, вбив себе в голову, что я трачу время на ерунду, и оправдывает меня лишь то, что ерунда приносит неплохие деньги.
— Грех зарывать в землю свой талант, — изрекла она сурово.
Я пожала плечами:
— Я сильно сомневаюсь в его наличии.
На эту тему Алка могла говорить бесконечно. Как все лодыри, она не терпела, когда рядом кто-то не выказывал особого рвения к работе. Должность замредактора в бульварной газетенке ее вполне устраивала, и в своей жизни менять она ничего не собиралась.
— У тебя полно талантов, — махнула она рукой, точно мать на нерадивое чадо. — И не вздумай возражать. Иногда я даже думаю, что для одного человека их слишком. Если не считать неудачного замужества…
— Ты забываешь грустную историю моей любви, — засмеялась я. — Я ведь тебе рассказывала?
— Раз десять, я полагаю.
— Вот видишь. Мне не везет с мужчинами. Зато везет с деньгами. Сегодня точно повезло.
Пока мы ели пиццу, я поведала Алке о сегодняшней встрече и своих перспективах. Она кивала, невнятно мыча в ответ что-то одобрительное.
— Жаль, что обед заканчивается, — вздохнула Алка. — Так бы сидела и глазела в окно…
— Вряд ли бы тебя хватило надолго.
— Все-то ты знаешь, — хмыкнула она. — А очерк действительно хороший. Знаешь, иногда я непроизвольно тобой восхищаюсь.
Алка поцеловала меня на прощание и заспешила к выходу. Я понаблюдала в окно, как она переходит улицу. Когда она растворилась в толпе, я еще немного поглазела без всякой цели, потом придвинула к себе газету. Те времена, когда я с трепетом ждала публикации своих творений, давно канули в прошлое, но некое волнение все равно присутствовало. Сегодня оно усугублялось предчувствием. Непонятным, оттого еще более раздражающим. Пока я болтала с Алкой, оно вроде бы отступило, зато теперь навалилось с новой силой. Невероятно, но руки у меня дрожали, когда я разворачивала газету.
— Черт-те что! — усмехнулась я. Даже если очерк безбожно сократили, забыв поставить меня в известность, это не повод так нервничать.
Через несколько минут стало ясно: никто на очерк не посягнул. Никакого карательного редактирования, все, как я задумала. В самом деле не без таланта, и фотография отличная. Весьма интеллигентное лицо, никто не сможет назвать меня безмозглой красоткой, хотя ради этого и пришлось водрузить очки на нос. Маленькая женская хитрость. Вот они лежат в сумке. Слава богу, вещь для глаз совершенно бесполезная, зато в смысле создания подходящего образа незаменимая.
Я насмешливо хмыкнула, вместе с тем продолжая гадать над причиной своего беспокойства. Оно не только не исчезло, но даже после того, как я убедилась, что очерк оставили в первозданном виде и фотография не подкачала, уверенно перерастало в состояние легкой паники. «Может, я утюг забыла выключить?» — подумала я. Самое бы время после такой мысли вскочить и бежать домой сломя голову, если б не одно обстоятельство: утюг я извлекала из шкафа минимум три дня назад. Это я точно помнила. Однако домой все-таки потянуло.
Я намеревалась уже сложить газету, и тут взгляд мой упал на соседнюю страницу. То есть он и до этого туда падал, но лишь теперь задержался на крохотной заметке с фотографией в черной рамке. Молодая женщина с моим лицом улыбалась мне со снимка, сделанного лет пять назад.
— Идиотизм, — произнесла я вслух. Хорошо хоть себе под нос. Таковое определение относилось к черной рамке, что обрамляла лицо. Светке ничего не стоило выкинуть дурацкую шутку, которую и шуткой-то сочтет лишь такой же больной на всю голову.