Спокойно, сказала я себе, сначала надо разобраться со временем. Светка, безусловно, что-то знала, как ни фантастически это звучит. И поэтому погибла? То есть ее гибель как-то связана с Валеркой?
Увидеться сейчас с Агнессой мне захотелось даже сильнее, чем накануне. Я поехала к ней, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида. Если за мной кто-то и присматривал, то я этого не заметила.
Свернув во двор ее дома, я притормозила возле подъезда и некоторое время оставалась в машине. Двор был пуст, никто следом за мной здесь не появился. Я вошла в подъезд и поднялась на седьмой этаж, позвонила в дверь квартиры Агнессы. Я слышала звонок, довольно громкий, но, кроме него, из квартиры не донеслось ни звука. Что ж, Агнесса тоже могла быть ранней птахой. Я подумала и решила оставить ей записку. Всерьез я не верила, что она позвонит, но вдруг все-таки любопытство в ней сильно… «Если вам нетрудно, позвоните, пожалуйста», — написала я, далее шел номер моего мобильного и подпись «Лана». Я воткнула записку между косяком и дверью. На всякий случай позвонила еще раз и, выждав минуту, отправилась к машине.
Взглянула на часы. В это время люди либо уже на работе, либо отправляются туда. Вряд ли я застану жену Прибыткова дома, но попытать счастья можно. И я поехала на улицу Северную, где жил погибший дальнобойщик. Подъезд был снабжен домофоном, я собралась набрать нужную квартиру, тут дверь распахнулась, и из подъезда выбежали две девчушки лет десяти. На меня они внимания не обратили, я придержала дверь и спросила:
— Тридцать седьмая квартира на каком этаже?
— На четвертом, — ответила одна девчушка и взглянула с любопытством:
— А вы к кому?
— К Прибытковым.
— Моя мама Синицына, — нахмурилось чадо.
— Она дома?
— Дома.
Подруга дернула ее за рукав, и они заспешили прочь со двора, а я вошла в подъезд.
Дверь тридцать седьмой квартиры открылась сразу, стоило мне нажать на дверной звонок. Женщина лет сорока в полосатой пижаме уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но, увидев меня, так и замерла.
— Здравствуйте, — сказала я и улыбнулась.
— Здравствуйте, — кивнула она. — Думала, дочка что-то забыла… Вы ко мне?
— Вы вдова Прибыткова Геннадия Степановича?
— Да. А что такое?
— Я бы хотела поговорить с вами.
Женщина явно растерялась, что позволило мне войти в квартиру. После чего ей ничего не оставалось, как закрыть дверь и сказать:
— Хорошо. А что случилось?
Выдавать себя за работника прокуратуры я не рискнула, раз у меня ни удостоверения, ни поддержки в лице участкового сегодня. Оттого сказала правду:
— Я журналист Лана Алексеева.
— А-а… — кивнула женщина. Чувствовалось, что теперь ее растерянность еще и увеличилась.
— У вас есть время поговорить со мной или мне зайти позже?
— Время есть. На больничном я. Да вы проходите, вот сюда.
Мы прошли в гостиную, довольно просторную комнату с пушистым ковром на полу. На телевизоре стояла фотография мужчины с траурной ленточкой на рамке.
— Это ваш муж? — спросила я.
— Да. — Она тяжело вздохнула.
— Можно? — Я взяла фотографию в руки. На вид дальнобойщику было лет сорок. Тяжелая челюсть, широкий нос, волосы темные, глаза светлые, серо-голубые. — Сколько лет вы прожили вместе? — спросила я.
— Чуть больше года. — Женщина стояла посреди комнаты, так и не решившись задать вопрос, с какой стати я интересуюсь ее мужем, и не зная, правильно ли поступила, впустив меня в квартиру.
— Значит, ваша дочка…
— У нее другой отец. Мы развелись давно. А с Геной познакомились у моей подруги, на Восьмое марта. Его кто-то из знакомых привел. Вы сказали, что из газеты, да? — спросила она неуверенно и нахмурилась.
— Да. Я пишу большую статью о работе правоохранительных органов. Об эффективности их работы, так будет точнее. Мы выбрали наугад несколько дел и на их примере хотим…
— Какая уж тут эффективность, — махнула рукой женщина, устраиваясь в кресле. — Садитесь. Может, чаю?
— Не откажусь, — ответила я. Беседа за чаем представлялась мне более доверительной.
Мы перешли в кухню. Хозяйка — ее звали Тамара Ивановна — поставила чайник на плиту и собрала на стол.
— Я так и знала, что никого не найдут, — говорила она горестно. — Когда он с работы не пришел, я ведь сразу стала в милицию звонить. Дождалась утра и позвонила. Потому что мобильный Гены не отвечал, а он еще с базы звонил и сказал, что домой едет. А они мне: не переживайте, гражданочка, найдется. Деньги получил? Ну, загулял. Деньги кончатся — домой вернется. — Тамара вытерла слезы ладонью. — Я все думаю, если бы они сразу искать начали, глядишь, и успели бы, а? Я знаю, знаю… Но все равно, как подумаю об этом…
— Вы считаете, его убили из-за денег?
— А за что еще? Он смирный был. Если выпьет, так сразу спать. Чтобы там скандалы или чего — никогда! К детям хорошо относился. Старшая дочка ревновала, правда, не нравилось ей, что у нас с ней фамилии стали разные. Так он обеих на себя переписать хотел, удочерить то есть, но папаша воспротивился. Алименты платить ума не хватает, а тут что ты — отец! Я уверена, кто-то знал, что Гена в тот день из рейса вернется и деньги получит, вот и поджидал. На базе проследить, кто да что, нетрудно, все ведь на виду.
— Большие деньги он получил?
— Большие. Почти семьдесят тысяч. Подкараулили и… Изрезали всего, изверги. — Тамара Ивановна отвернулась, вытерла глаза, вздохнула.
— И что, никаких подозреваемых?
— Может, и был кто на подозрении. Меня долго расспрашивали, кто да что. О деньгах многие знали, все, кто с ним в рейсе был, бухгалтер… Да вся база, считай, знала. А кто… — Она махнула рукой.
— Тамара Ивановна, а незадолго до гибели мужа не интересовался ли им кто-то из старых друзей, к примеру? Может, приходил кто?
— Такого не помню. Я от него ни о каких старых друзьях не слышала. Он ведь сюда из Воронежа приехал.
— Давно?
— Так года два назад и приехал. Устроился на базу, моя подруга там работала диспетчером. У нее и познакомились.
— К кому он сюда приехал? — спросила я. — У него здесь родственники были?