— Совершенно верно. Вещество, которое было в шприце, тоже в аптеке не продается. А здесь еще великий маг и волшебник, и он вполне мог открыть свою мини-лабораторию на деньги Ярового. Деньги у того, поди, немалые?

— Немалые.

— Вот. Умело разыгрывая эту карту, господин Авдотьев может жить припеваючи.

— Отличная версия. Никаких возражений, — кивнул Ковалев. — Только надо доказать, что Авдотьев ко всему происходящему причастен. Это раз. Но, по словам Вадима Аркадьевича, его кандидатура в злодеи совершенно не годится. Это два. И три: скажи на милость, при чем здесь кладбищенские трупы с отрезанными головами, а главное, убийства?

— Вот так, взял и все испортил, — обиделась я.

— Первая заповедь сыщика — не увлекаться, — напомнил Ковалев.

— А вторая?

— Проверять факты по несколько раз.

— Ужас какой-то. О третьей даже не спрашиваю. Допустим, Авдотьев умело пудрит мозги не только Яровому, но и своему брату. Прекраснодушный идеалист не пойдет в подручные к бандиту.

— Передергиваешь. Не в подручные, а в экстрасенсы. И не к бандиту, а к бизнесмену. Не знаю, чем экстрасенсы должны заниматься, но ясно, что в их обязанности мочить граждан не входит. Может, он ему даже наставление читает, чтоб заблудшая овца окончательно не сгинула.

Я с неодобрением взглянула на Алексея Дмитриевича, но вынуждена была признать, что он прав.

— Он хотел помогать человечеству… Звучит отлично. Каждый день кто-то из наших политиков готов сказать о себе то же самое. А что они на самом деле вытворяют, объяснять ни к чему. Парню не везло, и у него был повод всерьез разозлиться. Одно то, что он импотент, говорит о многом. Баб уж точно должен ненавидеть.

— Не согласен. Вынужденное воздержание помогает всецело сосредоточиться на духовном. Монахи и отшельники не приемлют секса, так что он может благодарить судьбу за такой подарок. Нет соблазна, не надо тратить силы на борьбу с ним.

— Как-то вы, офицер, с большим знанием дела об этом говорите… — нахмурилась я.

— Иди к черту! — отмахнулся Ковалев и неожиданно покраснел.

— Нет, серьезно. У тебя бывают соблазны? — начала приставать я.

— Еще какие.

— И сейчас?

— Ага. Дать бы тебе по шее… Возможно, так и будет, но пока борюсь.

— Ты грубый человек, но мне нравишься. Допустим, наши мнения по поводу отношения Авдотьева к женщинам разделились, но ты не будешь отрицать, что проблемы у парня налицо. И он вполне мог здорово рассердиться, то есть из идеалиста превратиться в человека, который готов напакостить ближнему.

— Не буду, — кивнул Алексей Дмитриевич. — Но даже его предполагаемая озлобленность не объясняет, с какой стати ему уродовать покойников. Ты считаешь, он устраивал показательные выступления для Ярового?

Я задумалась.

— Хм… Несмотря на абсурдность, тут что-то есть. Необязательно верить самому, главное, чтобы поверили другие. И если это какой-то ритуал… Вот что, поехали к профессору Сергееву.

— Кто такой?

— Один чудак. Ходячая энциклопедия колдовства и магии. Черт, номера телефона с собой нет. Придется звонить Лилии.

* * *

Лилия снабдила меня номером телефона. Сергееву я позвонила, договорилась о встрече, и через полчаса мы уже сидели в его гостиной, хотя правильнее было бы назвать ее кабинетом. Вообще огромная квартира профессора представляла собой один большой кабинет — сплошные стеллажи с книгами вдоль стен, столы, тоже с книгами, стопки книг на стульях и даже на полу. Исключение составляла лишь кухня — там царил образцовый порядок. Кухня была вотчиной супруги профессора, и с книгой в руках он туда не допускался.

Яков Сергеевич вспомнил меня не сразу, но на его гостеприимстве это никак не отразилось. Я задала свой вопрос, но фотографию показывать не стала, подозревая, что профессор не успокоится, пока не узнает, откуда она у меня появилась.

Мы с участковым выслушали двухчасовую лекцию. Сергеев лишь подтвердил слова Вадима Аркадьевича: ни о чем подобном он никогда не слышал. То есть ритуала, где покойнику отрезают голову и укладывают ее на живот, попросту не существует. Я покинула его дом с большой печалью на сердце. Версия, казавшаяся мне безукоризненной, летела к чертям.

— Зачем тогда они это делали? — в досаде спросила я, глядя на Ковалева. — Может, придумали свой ритуал?

— Кто знает, что на уме у психов, — ответил тот, пожав плечами. — Вдруг Авдотьев вообще никакого отношения к убийствам не имеет? Его брат прав, внешность у мужика такая, что поневоле запишут в злодеи.

— Есть самый простой способ все проверить, — кивнула я.

— Да? И какой? — спросил Алексей Дмитриевич с подозрением.

— Ты знаешь, где находится эта фирма?

— «Илион»?

— Он самый. Мы передадим ему послание. А потом посмотрим, что получится.

— Какое посланце? — Было ясно, что идея ему не понравилась.

— Терпение, мой друг.

Я притормозила возле почты и купила конверт. Достала фотографию и написала на обороте: «Я знаю, кто ты».

— И что сие должно означать? — продолжил вредничать Ковалев.

— Не помнишь? Этой фразой исписана вся стена у Светки. — Я написала на конверте фамилию и инициалы. — Теперь осталось доставить наше послание по назначению. Если у Авдотьева рыльце в пушку, он зашевелится.

— Послушай… — начал Ковалев, но я перебила:

— У тебя есть идея получше? Нет? Тогда молчи.

— Черт с тобой. Ты же его все равно отправишь, если решила.

И мы поехали в «Илион». Офис фирмы выглядел солидно, но ничем особо не потряс.

— Давай письмо, — сказал Ковалев, протягивая руку.

— Я доставлю его сама, — покачала я головой.

— Не доверяешь?

— Хочу быть уверена, что он его получит.

— Если ты явишься к нему…

— Да, пожалуй, будет перебор, — перебила я. — Попрошу передать письмо охранника. Жди в машине.

Охранник стоял возле входа, улыбнулся приветливо.

— Где я могу найти Виктора Игоревича? — спросила я.