Book.

Ответы на расспросы о Лаперузе полностью противоречили сведениям, полученным, правда, тридцать пять лет спустя, Дюмон д'Юрвилем от тогдашней королевы Тамахи.

«Я хотел знать, – рассказывает д'Юрвиль, – заходили ли какие-нибудь европейские суда на архипелаг Тонга в промежутке между посещениями Кука и д'Антркасто. Задумавшись на мгновение, королева совершенно уверенно заявила, что за несколько лет до прихода д'Антркасто два больших корабля, похожих на его корабли, с пушками и множеством европейцев бросили якорь у острова Намука, где оставались десять дней. Флаг у них был совершенно белый, не похожий на английский. Чужестранцы относились к туземцам очень хорошо; им предоставили на острове дом, где производилась торговля. Туземец, продавший одному из офицеров в обмен на нож деревянную подставку, был убит выстрелом из ружья, так как хотел забрать свой товар обратно после того, как получил за него плату. Впрочем, этот печальный случай не нарушил мирных отношений, так как туземец понес заслуженное наказание».

Добросовестность Дюмон д'Юрвиля находится вне всяких подозрений, и нельзя не признать, что его обстоятельный рассказ звучит вполне правдоподобно. Особенно убедительно упоминание об ином, чем у англичан, цвете флага. Должны ли мы из этого сделать вывод о недостаточной серьезности, проявленной д'Антркасто при поисках Лаперуза? Обвинение было бы тяжелым. И все же необходимо упомянуть о двух обстоятельствах, по-видимому, подтверждающих основательность такого упрека.

21 жерминаля (11 апреля) туземцы с большим сожалением проводили французские корабли. Шесть дней спустя фрегат

«Эсперанс» поднял сигнал, что виден Эрронан, самый восточный из островов Эспириту-Санто (Новые Гебриды), открытых Киросом в 1606 году. Затем корабли миновали один за другим Анейтьюм, Танна, где все еще происходило извержение вулкана, и острова Ботан-Бопре. Подхваченные вскоре течением, фрегаты оказались в виду гористого берега Новой Каледонии и бросили якорь в бухте Баладе, где в 1774 году останавливался капитан Кук.

Новокаледонцы были знакомы с железом, но не ценили его так высоко, как другие племена, – несомненно, по той причине, что в их стране имелись очень твердые горные породы, и отсутствие железа они ощущали не так сильно. Поднявшись на корабль, они первым делом попросили есть; ошибиться в значении их слов было невозможно, так как они показывали на свои сильно запавшие животы. Здешние жители строили пироги не так искусно, как туземцы островов Тонга, и довольно плохо управляли ими, что отметил уже капитан Кук. Волосы у новокаледонцев были шерстистые, кожа – почти такая же темная, как у тасманийцев. Вооружение у большинства состояло из палиц; кроме того, у пояса висел мешочек с овальными камнями, которые они метали из пращей.

Совершив прогулку по острову и побывав в хижинах, напоминавших по форме ульи, офицеры и естествоиспытатели собирались вернуться на корабли.

«Подойдя к месту высадки, – рассказывается в отчете, – мы застали там свыше семисот туземцев, сбежавшихся со всех сторон. За свои товары они просили у нас ткани и железо; вскоре мы убедились, что некоторые из островитян были весьма наглыми ворами.

Из числа разнообразных проделок я упомяну о той, какую сыграли со мной два плута. Один из них предложил мне купить мешочек с овальными камнями, который он носил у пояса. Он тотчас же отвязал его и сделал вид, словно одной рукой передает его мне, а другую протянул, чтобы получить условленную плату. В то же мгновение второй дикарь, стоявший сзади, испустил громкий крик, заставивший меня обернуться в его сторону, а плут немедленно убежал со своим мешочком и полученными в уплату за него предметами, пытаясь скрыться в толпе. Мы не захотели его наказывать, хотя у многих из нас были при себе ружья. Приходилось, однако, опасаться, как бы такую мягкость туземцы не сочли за проявление слабости и не стали бы еще нахальнее. Случившееся вскоре событие, казалось, подтвердило наши опасения.

Некоторые туземцы так обнаглели, что принялись бросать камнями в офицера, находившегося от нас не больше чем в двухстах шагах. Нам все еще не хотелось принимать строгие меры, так как рассказы Форстера настроили нас по отношению к новокаледонцам очень благожелательно, и понадобилось еще несколько фактов для того, чтобы мы изменили свое мнение о мягкости их характера. Вскоре, однако, мы получили неопровержимые доказательства их жестокости.

Один из них, держа в руках недавно зажаренную кость и пожирая еще сохранившиеся на ней остатки мяса, подошел к гражданину Пирону и предложил ему разделить с ним трапезу; тот, думая, что дикарь угощает его мясом какого-то четвероногого, взял кость, покрытую лишь сухожилиями; когда он показал ее мне, я признал в ней тазобедренную кость ребенка четырнадцати, пятнадцати лет. Окружавшие нас туземцы продемонстрировали на стоявшем среди них мальчике место, где находится такая кость; они без всякого смущения признались, что мясо с кости съедено несколькими островитянами, и дали нам понять, что это для них очень лакомое блюдо…

Большинство участников экспедиции, оставшихся на кораблях, отказывалось верить нашему рассказу о варварских наклонностях новокаледонцев, не представляя себе, чтобы люди, описанные капитаном Куком и Форстером в таком благоприятном свете, предавались столь ужасному пороку. Но даже самых недоверчивых удалось без труда убедить».

Явившиеся на корабли туземцы украли много вещей и вели себя очень нахально; пришлось их прогнать. На следующий день, съехав на берег, французы застали дикарей за едой. Те немедленно предложили морякам только что зажаренное мясо, оказавшееся человеческим.

Несколько островитян даже подошли к французам и «принялись ощупывать у них самые мускулистые части ног и рук; при этом они с восхищением и даже алчностью произносили слово «карапек». Их поведение не могло не внушить нам некоторой тревоги».

Кое-кто из офицеров подвергся нападениям, и их самым наглым образом обокрали. Относительно намерений туземцев не оставалось никаких сомнений; вскоре они даже попытались отнять топоры у нескольких матросов, высадившихся на берег для заготовки дров; и, чтобы их прогнать, пришлось пустить в ход ружья.

Стычки повторялись неоднократно и всегда заканчивались бегством туземцев; среди них имелось уже много убитых и раненых. Безуспешность попыток не останавливала островитян, и они возобновляли нападения всякий раз, как им представлялся, по их мнению, благоприятный случай.

Лабийярдьер рассказывает о факте, не раз наблюдавшемся впоследствии, но долгое время считавшемся невероятным. Он увидел, как туземцы ели тальк, который «заглушал чувство голода, наполняя желудок… Хотя это вещество не содержит в себе ничего питательного, оно все же приносит большую пользу новокаледонцам; по всей вероятности, им часто приходится подолгу оставаться без пищи, так как они уделяют очень мало внимания обработке земли, к тому же крайне бесплодной… Трудно поверить, чтобы людоеды были вынуждены прибегать к подобному средству, когда их донимает голод».