Вся эта местность кипит и клокочет, словно колоссальный котел, подвешенный над подземным огнем. Земля дрожит, и кора ее, как слишком поднявшийся в печи пирог, дает во многих местах глубокие трещины, откуда вырывается горячий пар. Без сомнения, все это плоскогорье рухнуло бы в пылающее под ним подземное горнило, если бы скопившиеся пары не находили себе выхода на расстоянии двадцати миль от озера через кратеры вулкана Тонгариро.
Этот увенчанный снегом, дымом и огнем вулкан, возвышающийся над мелкими огнедышащими сопками, отлично виден с северного берега озера. Тонгариро состоит из нескольких вулканических конусов. Позади него среди равнины одиноко поднимается другой вулкан, Руапеху, коническая вершина которого теряется среди облаков на высоте девяти тысяч футов. Нога смертного еще никогда не ступала на его неприступную вершину, человеческий взор еще не проникал в глубину его кратера. А более доступные вершины Тонгариро за последние двадцать лет были измерены трижды Бидвиллом, Дизоном и совсем недавно Хохштеттером.
С этими вулканами связано немало легенд, и в другое время Паганель, конечно, не преминул бы сообщить их своим товарищам. Он рассказал бы о ссоре двух бывших друзей и соседей, Тонгариро и Таранаки, из-за женщины. Тонгариро, вспыльчивый, как всякий вулкан, вышел из себя и поколотил Таранаки.
Тот, избитый и униженный, убежал по долине Вангани, обронил дорогой две скалы и, наконец, добрался до берега моря, где и стоит одиноко под именем Монт-Эгмонт.
Но географ не был склонен рассказывать, а его друзья — слушать. Они молча разглядывали северо-восточный берег озера Таупо, куда привела их жестокая судьба. Миссии, учрежденной преподобным Грасом в Пукава, на западном берегу озера, больше не существовало. Война заставила проповедника бежать подальше от этого очага восстания. Пленники были одни во власти жаждущих мести маори и как раз в той дикой части острова, куда христианство так и не проникло.
Кай-Куму пересек бухточку, обогнул острый мыс, вдающийся далеко в озеро, и причалил к восточному берегу, у подошвы первых отрогов горы Манга вышиной более чем в две тысячи футов. Здесь раскинулись поля формиума, ценного новозеландского льна. У туземцев он зовется «харакеке». В этом полезном растении ничего не пропадает даром. Его цветы дают превосходный мед; из стеблей получают клейкое вещество, заменяющее воск и крахмал; еще больше пользы извлекают из листьев формиума: свежие служат бумагой, сушеные — трутом, из резаных делают веревки, канаты и сети, из их расчесанных волокон ткут одеяла, циновки, плащи и набедренные повязки; в окрашенную в красный или черный цвет ткань из формиума наряжаются маорийские щеголи.
Это драгоценное растение встречается повсюду на обоих островах: и на морском побережье, и по берегам озер и рек. Вот и здесь дикорастущими кустами формиума были покрыты целые поля.
Его красно-коричневые цветы, напоминающие цветы агавы, во множестве выглядывали из зеленой гущи длинных и острых, как клинки, листьев. Красивые птицы нектарии, завсегдатаи полей формиума, стаями носились над кустами и наслаждались медовым цветочным соком. В водах озера плескались пестрые, черно-серо-зеленые утки, легко прирученные людьми.
В четверти мили на крутом утесе виднелась неприступная па — крепость маори. Пленники были один за другим высажены из пироги, и воины, развязав им руки и ноги, повели их в крепость. Тропинка шла сначала по полям формиума, а затем — через пышно разросшуюся рощицу. Здесь были и вечнозеленые «кайкатеа» с красными ягодами, и австралийские драцены, называемые туземцами «ти», чьи вершины заменяют здесь пальмы, и «гуюс», из которых добывают черную краску для материи. При приближении людей ввысь взвились и умчались прочь крупные голуби с оперением, отливающим металлом, курклюши пепельного цвета и целые стаи скворцов с красноватым хохолком.
Сделав довольно большой крюк, Гленарван, леди Элен, Мери Грант и их спутники вошли в па. Наружным укреплением крепости был частокол из крепких столбов футов в пятнадцать вышины; второй пояс укреплений состоял из такого же частокола и ивовой ограды с проделанными в ней бойницами. Внутри виднелись различные маорийские постройки и около сорока симметрично расположенных хижин.
Ужасное впечатление произвели на пленников мертвые головы, которыми были украшены шесты второго частокола. Леди Элен и Мери отвернулись скорее с отвращением, чем со страхом. Эти головы принадлежали павшим в боях неприятельским вождям, тела которых съели победители. Паганель определил это по пустым глазным впадинам. Действительно, глаза вражеских вождей съедаются, а головы препарируются особым образом: удаляют мозг и кожу, носы укрепляют палочками, ноздри набивают формиумом, рты и веки сшивают; а затем тридцать часов коптят. Таким образом головы навсегда сохраняются и служат трофеями победителей.
Маори часто сохраняют и головы своих вождей, но в таком случае открытые глаза смотрят из своих орбит. Новозеландцы гордятся этими останками, показывают их восхищенным молодым воинам и устраивают пышные церемонии в их честь.
Но жуткая выставка Кай-Куму состояла только из вражеских голов и, уж наверное, не один из безглазых черепов, украшавших коллекцию вождя маори, принадлежал англичанину.
Жилище Кай-Куму возвышалось в глубине па, среди нескольких других хижин, где жили туземцы не столь высокого происхождения. За ним была большая площадка — европейцы, пожалуй, назвали бы ее военным плацем. Жилище вождя было построено из кольев, оплетенных ветвями, а внутри обито циновками из формиума. Оно имело двадцать футов в длину, пятнадцать — в ширину, десять — в вышину, то есть заключало в себе три тысячи кубических футов. Новозеландскому вождю было достаточно такого помещения.
В постройке имелось лишь одно отверстие, служившее дверью. Оно было завешено плотной циновкой. Крыша выдавалась навесом, на котором собиралась дождевая вода. На концах стропил было вырезано несколько фигур. На портале красовались резные изображения веток, листьев, символических фигур чудовищ — любопытный орнамент, рожденный резцом туземных мастеров. Внутри земляной утрамбованный пол приподнимался на полфута, плетенки из тростника и матрацы из сухого папоротника, покрытые циновками из тонких и гибких листьев тифы, заменяли кровати. Яма в полу, обложенная камнями, служила очагом, а дыра в крыше — трубой. Когда густой дым наполнял всю хижину, он в конце концов выходил через это отверстие, успев изрядно закоптить стены. Рядом с хижиной Кай-Куму находились склады, в которых хранились запасы вождя: его урожай формиума, бататов, съедобного папоротника — таро — и печи, где все это готовилось на раскаленных камнях. Еще подальше в небольших загородках стояли свиньи и козы, эти редко встречающиеся здесь потомки акклиматизированных когда-то капитаном Куком полезных животных. Собаки рыскали в поисках скудной еды. Как видно, маори не слишком заботились об этих животных, хотя и питались их мясом.
Гленарван и его спутники оглядели эту картину. Они дожидались у какой-то пустой хижины решения вождя, а пока их осыпала бранью целая толпа старух. Эти ведьмы обступили их, сжав кулаки, выли и угрожали. Из нескольких английских слов, сорвавшихся с их толстых губ, было ясно, что они требуют мести сию же минуту.