Book.

— Как бы мне хотелось быть там! — воскликнул Роберт, воодушевленный словами географа.

— Мне тоже, мой мальчик, и, конечно, я не упустил бы такого случая, родись я на триста лет раньше.

— Но это было бы печально для нас, господин Паганель, — отозвалась леди Элен, — ведь в этом случае вас не было бы с нами на палубе «Дункана» и мы не услышали бы всего того, что вы сейчас рассказали нам.

— Другой бы рассказал вам об этом вместо меня, сударыня, и он еще прибавил бы, что западный берег Америки был исследован братьями Писарро. Эти искатели приключений основали здесь много городов. Куско, Кито, Лима, Сантьяго, Вильяррика, Вальпараисо и Консепсьон, куда направляется наш «Дункан», обязаны им своим существованием. Открытия братьев Писарро дополнили открытия Магеллана, и очертания американских берегов были, к большому удовлетворению ученых Старого Света, занесены на карту.

— Ну, я не удовлетворился бы этим, — заявил Роберт.

— Почему же? — спросила Мери, глядя на своего юного брата, увлеченного рассказом обо всех этих открытиях.

— В самом деле, мой мальчик, почему? — с ободряющей улыбкой спросил и лорд Гленарван.

— Да потому, что я захотел бы узнать, есть ли еще что-нибудь за Магеллановым проливом.

— Браво, друг мой! — воскликнул Паганель. — Я тоже захотел бы узнать, простирается ли материк до Южного полюса или там открытое море, как предполагал Дрейк, один из ваших соотечественников. Итак, несомненно, что если бы Роберт Грант и Жак Паганель жили в семнадцатом веке, то они непременно отправились бы вслед за двумя голландцами — Схаутеном и Ле Мером, стремясь, как и они, отгадать эту географическую загадку.

— Это были ученые? — спросила леди Элен.

— Нет, просто смелые купцы, которых мало заботила научная сторона открытий. В то время существовала голландская Ост-Индская компания, которая одна имела право провозить товары через Магелланов пролив. А так как тогда не знали другого пути в Азию, кроме этого пролива, такая привилегия была просто грабительской. И вот несколько купцов решили уничтожить эту монополию, открыв другой пролив. В их числе был некий Исаак Ле Мер, человек умный и образованный. Он снарядил на свои средства экспедицию, во главе которой были поставлены его племянник Якоб Ле Мер и Схаутен, опытный моряк родом из Горна. Эти отважные мореплаватели пустились в путь в июне 1615 года, почти через сто лет после Магеллана. Они открыли новый пролив между Землей Штатов и Огненной Землей, названный проливом Ле Мера, а в феврале 1616 года обогнули столь известный теперь мыс Горн, который еще больше чем его собрат, мыс Доброй Надежды, заслуживает названия мыса Бурь.

— О, я в самом деле хотел бы быть там! — воскликнул Роберт.

— И ты, мой мальчик, испытал бы ни с чем не сравнимое счастье! — с воодушевлением сказал Паганель. — В самом деле, есть ли большее удовлетворение, большая радость, чем те, которые испытывает мореплаватель, нанося на судовую карту свои открытия! Его взору медленно открываются новые земли, они как бы всплывают из морских волн, остров за островом, мыс за мысом. Сначала контуры этих земель на карте прерывисты: тут — отдельный мыс, там — одинокая бухта, дальше — затерянный в пространстве пролив. Но со временем открытия дополняют друг друга, отрезки соединяются, точки сливаются, и вот наконец новый материк с его озерами, реками, речками, горами, долинами, равнинами, деревнями, городами, столицами появляется на глобусе во всем своем великолепии. Ах, друзья мои, человек, открывающий новые земли, — тот же изобретатель! Он переживает те же волнения, те же неожиданности. Но теперь эта золотая жила оскудела: всё видели, всё обследовали, всё, что можно было открыть, открыли, и нам, современным географам, больше нечего делать.

— Нет, дорогой Паганель, еще есть что делать, — возразил Гленарван.

— А что же?

— Да то, что мы делаем.

Между тем «Дункан» с изумительной быстротой несся по пути Веспуччи и Магеллана. 15 сентября он пересек тропик Козерога и взял курс к знаменитому проливу. Несколько раз едва заметной полоской на горизонте показывались низкие берега Патагонии. До них было больше десяти миль, и Паганель, даже смотря в свою знаменитую подзорную трубу, мог получить об американском побережье лишь весьма неясное представление.

25 сентября «Дункан» был уже у Магелланова пролива и уверенно вошел в него. Пароходы, направляющиеся в Тихий океан, обычно предпочитают этот путь. Точная длина Магелланова пролива составляет всего триста семьдесят шесть миль. Он настолько глубок, что по нему даже у самых берегов могут проходить суда большого водоизмещения. По берегам много источников пресной воды, рек, изобилующих рыбой, лесов, богатых дичью, сколько угодно легкодоступных мест для стоянок. Словом, здесь множество преимуществ, которых нет ни в проливе Ле Мера, ни у мыса Горн с его грозными скалами, где непрестанно свирепствуют ураганы и штормы.

В первые часы, то есть на протяжении шестидесяти — восьмидесяти миль, до самого мыса Грегори, «Дункан» плыл вдоль низких песчаных берегов. Жак Паганель старался не упустить ни одного уголка берега, ни одной детали пролива. Яхта должна была пройти пролив меньше чем за двое суток, и подвижная панорама берегов, залитая сверкающим южным солнцем, конечно, заслуживала такого неотступного наблюдения. На северном берегу не видно было жителей, только по обнаженным скалам Огненной Земли бродили несколько туземцев.

Паганелю оставалось лишь сожалеть о том, что он не видит ни одного патагонца; это вызывало в нем сильнейшую досаду, что очень забавляло его спутников.

— Что за Патагония без патагонцев! — с раздражением повторял он.

— Потерпите, почтенный географ, мы еще увидим патагонцев, — утешал его Гленарван.

— Далеко не уверен в этом.

— Но ведь они существуют, — заметила леди Элен.

— Сомневаюсь в этом, сударыня, раз я не вижу ни одного.

— Но ведь кого-то же назвали «патагонцами», что по-испански значит «большие ноги».

— Э, название ничего не значит! — воскликнул Паганель, упрямо стоявший на своем, чтобы разжечь спор. — А к тому же, сказать по правде, неизвестно еще, как они называются.

— Не может быть! — удивился Гленарван. — Вы знали это, майор?

— Нет, — ответил Мак-Наббс, — и не дал бы и одного шотландского фунта за то, чтобы узнать.

— И все-таки вы сейчас услышите кое-что об этом, равнодушный человек! — заявил Паганель. — Правда, Магеллан назвал здешних туземцев патагонцами, но арауканы зовут их техуэльче, у Бугенвиля они известны под именем чайхи. Сами же они себя зовут общим именем инакен [41] . Вот и скажите теперь, как тут разобраться и вообще может ли существовать народ, у которого столько названий.