Book.

На огороде всегда находилась работа. По мере того как овощи размножались, приходилось расширять гряды, которые превращались в целые поля и понемногу распространялись на луг. Но в других частях острова было достаточно травы, и онаггам не приходилось опасаться, что их посадят на паек. Было целесообразнее занять под огород плато Дальнего Вида, окруженное глубоким поясом ручьев, и вынести за его пределы луга, которые не нуждались в защите от опустошительных набегов четвероногих и четвероруких.

15 ноября была снята третья жатва. Сильно же разрослось это поле за восемнадцать месяцев, с тех пор, как посеяли первое зерно! Второй сбор, в шестьсот тысяч зерен, дал теперь четыре тысячи буасо, то есть больше пятисот миллионов зерен. Колонисты были теперь богаты хлебом, так как достаточно было посеять с десяток буасо, чтобы обеспечить ежегодный урожай и накормить людей и животных.

Итак, жатва была собрана, и последние две недели ноября обитатели колонии посвятили изготовлению хлеба.

У них было зерно, но не было муки, и оказалось необходимым построить мельницу. Сайрес Смит хотел использовать для устройства двигателя второй водопад, изливавшийся в реку Благодарности (первый уже работал – он приводил в движение песты сукновальной мельницы), но после зрелого обсуждения было решено поставить на плато Дальнего Вида простой ветряк. Построить его было не труднее, чем водяную мельницу, а в движущей силе не могло быть недостатка на этой возвышенности, открытой морским ветрам.

– К тому же, – говорил Пенкроф, – ветряная мельница будет выглядеть веселей и оживит пейзаж.

Все принялись за работу, тщательно выбирая лес для клетки и механизмов мельницы. Большие глыбы песчаника, найденные на северном берегу озера, нетрудно было превратить в жернова, а что касается крыльев, то материалом для них послужила все та же бесконечная оболочка шара.

Сайрес Смит приготовил чертежи, и место для мельницы было выбрано немного правее птичьего двора, у берега озера Клетка мельницы должна была покоиться на стержне, закрепленном на толстых досках, и вращаться по воле ветра вместе со всем механизмом.

Работа завершилась быстро. Наб и Пенкроф, как хорошие плотники, точно следовали чертежам инженера. Вскоре на выбранном месте выросла цилиндрическая будка – настоящая мельница, с остроконечной крышей. Четыре рамы, образующие крылья, были плотно вбиты под углом в закладной брус и укреплены железными шипами. Легко оказалось изготовить и различные части внутреннего механизма коробку для двух жерновов – лежачего и подвижного; насып – нечто вроде большого квадратного корыта, широкого сверху и узкого снизу, из которого зерно высыпается на жернова; качающийся ковшик, регулирующий выход зерна, который все время щелкает, точно маятник, и поэтому называется «болтуном», и, наконец, сито, которое путем просеивания отделяет муку от отрубей. Инструменты были хорошие, а работа нетрудная, ибо устройство частей мельницы, в сущности, очень несложно. Вопрос был только во времени. Вся колония принимала участие в постройке мельницы, и 1 декабря она была закончена Пенкроф, как всегда, был в восторге от своей работы и не сомневался, что мельница превосходна.

– Теперь только хороший ветер, и мы смелем наш первый урожай!

– Хороший, но не слишком сильный ветер, Пенкроф, – сказал инженер.

– Пустяки! Наша мельница только быстрее завертится.

– Она вовсе не должна вертеться очень быстро, – ответил Сайрес Смит. – По опыту известно, что мельница работает всего лучше, когда количество оборотов крыльев в минуту в шесть раз больше скорости ветра, выраженной в футо-секундах. Средний ветер, движущийся со скоростью двадцати четырех футов в секунду, дает шестнадцать оборотов крыльев в минуту, а больше нам и не нужно.

– Верно! Сейчас задует славный северо-восточный ветер, и он прекрасно нам подойдет! – вскричал Герберт.

Задерживать пуск мельницы не было никаких оснований, так как колонистам не терпелось попробовать хлеба с острова Линкольна. Утром в этот день было перемолото от двух до трех буасо зерна, и на следующий день к завтраку на столе в Гранитном Дворце красовался великолепный каравай. Он вышел немного слишком плотным, хотя его замесили на пивных дрожжах, но легко себе представить, с каким удовольствием все его уплетали. Между тем незнакомец не появлялся. Гедеон Спилет и Герберт несколько раз обошли лес, окружающий Гранитный Дворец, но не встретили незнакомца, не нашли и следов его. Это длительное исчезновение их серьезно встревожило. Конечно, бывший дикарь с острова Табор легко мог просуществовать в лесах Дальнего Запада, полных дичи, но разве не могло случиться, что он вернется к своим прежним привычкам и что независимость воскресит в нем инстинкты зверя? Тем не менее Сайрес Смит, словно предчувствуя это, продолжал утверждать, что беглец вернется.

– Да, он вернется, – говорил инженер с верой, которую не разделял ни один из его друзей. – Когда несчастный находился на острове Табор, он знал, что он одинок. Здесь он знает, что его ждут ближние. Раз этот кающийся заговорил о своей прошлой жизни, он вернется рассказать о ней до конца, и в этот день он будет наш!

Событиям суждено было подтвердить, что Сайрес Смит был прав.

3 декабря Герберт, спустившись с плато Дальнего Вида, отправился ловить рыбу на берег озера. Он был безоружен, и до сих пор, действительно, никогда не приходилось принимать предосторожностей, так как дикие звери не показывались в этой части острова.

Пенкроф и Наб работали на птичьем дворе, а Сайрес Смит с журналистом были заняты в Трубах приготовлением соды, необходимой для пополнения запасов мыла.

Внезапно послышались крики:

– На помощь! Ко мне!

Сайрес Смит и журналист были слишком далеко, и эти крики не донеслись до них. Пенкроф же и Наб, выбежав из птичника, со всех ног бросились к озеру.

Но еще раньше незнакомец, о присутствии которого в этом месте никто не подозревал, перескочил через Глицериновый ручей, отделявший плато от леса, и выпрыгнул на противоположный берег. Там перед Гербертом стоял страшный ягуар, похожий на того, которого убили на мысе Пресмыкающегося. Застигнутый врасплох, юноша прижался к дереву; зверь весь подобрался, готовясь к прыжку. Но незнакомец, вооруженный лишь ножом, бросился на животное, и ягуар обернулся к новому противнику.

Борьба была недолга. Незнакомец отличался поразительной силой и ловкостью. Одной рукой, словно клещами, он сдавил горло ягуара, другой – всадил ему в сердце нож, не обращая внимания на то, что когти зверя вонзились ему в тело.

Ягуар упал. Незнакомец оттолкнул его ногой и собирался бежать; в эту минуту колонисты достигли поля битвы. Герберт, удерживая незнакомца, закричал:

– Нет, нет, вы не уйдете!