— О, Боже! — воскликнул Джон Корт.
Если не вмешается Провидение, [117] то никакой надежды на спасение у них не остается.
От удара чудовищной силы баобаб содрогнулся до самых корней, на миг показалось, что он не устоит.
Увлекаемый вспышкой слепого гнева, носорог вдруг замер как вкопанный: он загнал свой рог в дерево на целый фут, а теперь не мог его выдернуть. В этом месте кора треснула, словно от топора дровосека. Ярость животного была неописуема. Даже изогнувшись дугой на своих коротких ногах, он был не в состоянии освободиться.
Второй носорог, в бешенстве топтавший кусты, прекратил это занятие при виде беспомощности своего напарника. Их дружный рев наглядно говорил об их растерянности и злости.
Прячась в густой траве, Кхами на четвереньках обогнул дерево: он попытался разглядеть, что же там происходит.
И почти тотчас раздался его крик:
— Бежим!.. Бежим!..
Хотя рев заглушал голос, команду поняли мгновенно.
Не требуя никаких объяснений, Макс Губер и Джон Корт, прихватив Ллангу, рванули с места, пригибаясь в высокой траве. К величайшему их изумлению, носороги не кинулись за ними. Лишь через пять минут бешеного бега все остановились по знаку проводника.
— Что произошло? — выдохнул Джон Корт, с трудом переводя дыхание.
— Зверь не смог вытащить свой рог из дерева, — пояснил Кхами.
— Ну и ну! воскликнул Макс Губер. — Да этот носорог настоящий Милон Кротонский! [118]
— И он окончит свои дни, как этот герой Олимпийских игр! [119] — добавил Джон Корт.
Кхами, не проявляя особенного любопытства к судьбе древнегреческого героя, пробормотал:
— Наконец-то!.. Живы и здоровы… но ценой пяти или шести патронов, пропавших даром!
— И тем более прискорбно, что мясо носорога годится в пищу… Мне это хорошо известно, — заметил Макс Губер.
— Это правда, — подтвердил Кхами, — только у него сильный привкус мускуса… Но мы оставим животное на месте…
— Пускай выпутывается как знает! — заключил Макс Губер.
Было бы крайне неосторожно возвращаться к баобабу. Отчаянный рев двух великанов далеко разносился под зелеными сводами. Трудности дальнейшего пути были уже привычны. Они продвинулись на юго-запад километров на тридцать. Но голубая лента реки, заранее разрекламированная Максом Губером и столь уверенно предсказанная проводником, так и не появилась перед ними.
Вечером поужинали мясом антилопы — так называемой "лесной антилопы", и после привычно однообразной трапезы расположились на ночлег. К несчастью, эти десять часов сна постоянно нарушались полетами тысяч летучих мышей всевозможных размеров — от маленьких до самых крупных. Они покинули лагерь только с рассветом.
— Черт бы побрал этих гарпий, [120] сколько их тут развелось! — возмущался Макс Губер, поднявшись на ноги и зевая во весь рот после дурно проведенной ночи.
— Не стоит жаловаться… — заметил проводник.
— Это почему же?..
— Потому что лучше иметь дело с летучими мышами, чем с комарами. До сих пор комары нас щадили…
— А лучше всего, Кхами, обойтись и без тех, и без других…
— Увы, месье Макс, нам не удастся избежать комаров…
— И когда же нас будут жрать эти мерзкие насекомые?
— На подступах к реке…
— Ну, Кхами, если я прежде и верил в это, то теперь абсолютно не верю! — воскликнул Макс Губер.
— Напрасно, месье Макс. Она, быть может, совсем недалеко.
И действительно, проводник уже заметил некоторые изменения в характере почвы, а к трем часам пополудни его наблюдения стали подтверждаться: заболоченные места все чаще стали попадаться в этой части леса.
Там и сям светились лужицы, поросшие жесткими водяными растениями. Друзья даже подстрелили дикую утку, чье присутствие указывало на близость реки. А по мере того, как солнце клонилось к горизонту, все отчетливее слышалось кваканье лягушек.
— Или я очень сильно ошибаюсь, или же страна комаров совсем близко, — сказал проводник.
Последнюю часть дневного маршрута они преодолевали с большими усилиями. Вся территория густо заросла крупными явнобрачными растениями, пышному развитию которых способствует влажный и теплый климат. А сеть лиан заметно поредела на деревьях, отстоящих друг от друга значительно дальше.
Макс Губер и Джон Корт не могли не признать резких перемен, которые являла их глазам лесная панорама по мере продвижения к юго-западу.
Однако же вопреки прогнозу Кхами зеркало водяной глади все не открывалось их взорам.
Тем не менее уклон местности становился более явным, рытвины — более многочисленными. Требовалось много внимания, чтобы не увязнуть: выбираться пришлось бы с большим риском быть искусанными. Сонмища пиявок кишели в этих заполненных водою провалах, а на поверхности носились гигантские многоножки, отвратительные почти черные существа с красными лапками, как будто созданные для того, чтобы вызывать невыносимое омерзение.
И, словно компенсация, ласкающее взор зрелище — бесчисленные громадные бабочки с переливами богатейших расцветок, грациозные стрекозы, представляющие такую лакомую добычу для зимородков, [121] черепашек, белок!
Проводник заметил на кустах не только огромное количество ос, но и множество мух цеце. К счастью, укусы мухи цеце для путников менее опасны, чем осиные жала. Яд этого насекомого смертелен для лошадей, верблюдов, собак, но на человека и на хищных животных такого действия не оказывает. [122]