— Бедное дитя! — горько вздохнул Макс Губер. — Он был так сильно к нам привязан! Мы любили его… Мы позаботились бы о его счастье! Какая злая судьба: вырвать его из рук этих кровожадных данкас, а теперь… Бедный, бедный ребенок!
Двое друзей, не колеблясь, рискнули бы жизнью ради Лланги… Но ведь и сами они чуть не погибли в грозном водовороте. Кому обязаны они своим спасением?..
Нечего и говорить, что путешественники больше не думали о странном создании, подобранном юным туземцем, которое, без сомнения, утонуло вместе с ним. Множество других вопросов волновало их в эту минуту, гораздо более важных, чем антропологический казус [170] получеловека-полуобезьяны.
Джон Корт продолжал:
— Как я ни напрягаю память, ничего не могу припомнить о событиях, последовавших после столкновения со скалой… За несколько секунд до него, мне кажется, я видел Кхами… Он стоял, бросая оружие и посуду на камни…
— Правильно, — подтвердил Кхами, — и довольно удачно, потому что они не упали в воду. Потом…
— А потом, вмешался Макс Губер, — когда нас уже затянуло в воду, я видел, по-моему… да, я видел людей!
— Людей… действительно, — с живостью подхватил Джон Корт, — и я видел людей… Туземцы жестикулировали и с криками бросились к плотине…
— Как, вы видели туземцев? — крайне удивленный, переспросил проводник.
— Ну да, не меньше дюжины, — подтвердил Макс Губер, — они-то, по всей вероятности, и вытащили нас из реки.
— А затем, — добавил Джон Корт, — мы еще даже не пришли в сознание, как они доставили нас сюда… с остатками провизии… Наконец, разложив костер, они поспешили скрыться…
— И скрылись так удачно, — заметил Макс Губер, — что даже следа никакого не оставили! Это чтобы показать нам, что они не нуждаются в нашей благодарности.
— Терпение, мой дорогой Макс, терпение! — сказал Джон Корт. — Вполне возможно, что они где-то поблизости, возле нашей стоянки… Ну как допустить, что они приволокли нас сюда только затем, чтобы тут же бросить?
— Да еще в таком месте! — возмутился Макс Губер. — Вообразить только, что в этом лесу Убанги есть такие заросли… Уму непостижимо! Кромешный мрак целые сутки…
— Постойте, — прервал Джон Корт, — еще неизвестно, день сейчас или ночь…
Проблема эта, впрочем, вскорости разрешилась. Сколь ни была плотной и непроницаемой листва, а все-таки можно было заметить над верхушками деревьев, достигавших ста — ста пятидесяти футов, слабые проблески неба: значит, солнце в этот момент уже взошло над горизонтом.
Часы Джона Корта и Макса Губера, побывавшие в реке, остановились. Значит, надо будет определяться по положению солнечного диска, а это станет возможным, если его лучи пробьются сквозь кроны.
Пока двое молодых друзей обсуждали все эти вопросы, не находя ответа на многие из них, Кхами молча слушал. Потом он поднялся и промерил шагами узкое пространство, которое оставили свободными деревья-великаны, оплетенные гроздьями лиан и колючего кустарника. В то же время он старался найти хотя бы крошечный кусочек неба в просветах между ветвями; ему так хотелось воскресить в себе то безошибочное чувство ориентации, которое, казалось, никогда еще не было столь необходимым, как в нынешних необычных условиях.
Ему доводилось уже пересекать леса Конго и Камеруна, но в такую непроницаемую чащу он еще не попадал. Эту часть Великого леса невозможно даже сравнить с той, которую. Кхами и его спутники прошли от опушки до реки Йогаузена, откуда они, в общем, выдерживали юго-западное направление. В какой же стороне находился теперь юго-запад, и сможет ли определить это проводник?
Джон Корт, угадывая его колебания, собрался обратиться к нему с вопросом, но Кхами его опередил:
— Месье Макс, вы уверены, что видели туземцев возле плотины?
— Ну, конечно, Кхами, в тот самый момент, когда плот разваливался на куски.
— И на каком берегу?
— На левом.
— Вы точно помните, что на левом?
— Д-да… это был левый берег.
— Так мы должны бы оказаться к востоку от реки?
— Несомненно, — подхватил Джон Корт, — а следовательно, в самой дальней части леса… Но на каком расстоянии от реки Йогаузена?
— Это расстояние не должно быть велико, — заявил Макс Губер. — Ну, несколько километров, не больше. Невозможно представить, чтобы наши спасители, кто бы они ни были, оттащили нас слишком далеко.
— Я придерживаюсь того же мнения, — согласился Кхами. Река недалеко от нас. Так что нужно выбираться к ней, а затем продолжить плавание по ту сторону порогов, как, только построим новый плот.
— А как прожить до этого, а потом во время спуска к Убанги? — возразил Макс Губер. — Ведь мы больше не можем охотиться…
— И кроме того, — заметил Джон Корт, — в какой стороне искать речку? Я согласен, что мы очутились на левом берегу… Но можно ли утверждать, что она находится именно там, а не там? — И он обвел вокруг рукой.
— Верно, поддержал друга Макс Губер. — Вы сначала укажите, через какую щель нам выбраться отсюда…
— Через эту, — ответил проводник.
И он показал рукой на малозаметный разрыв в бахроме лиан, который, скорее всего, и был использован вчера для доставки людей в это место. В глубине разрыва чуть-чуть виднелась темная тропа, извилистая и как будто пригодная для ходьбы. Кто-то ее проторил люди или животные…
Куда вела эта тропинка? К реке ли Йогаузена? Неизвестно… Не пересекалась ли она с другими тропами? Не заблудятся ли они в этом таинственном лабиринте? Впрочем, через сорок восемь часов от мяса буйвола ничего не останется. А что потом? Жажды они опасались меньше — дожди в этой части Африки льют чуть ли не ежедневно.
— Так или иначе, а сиднем сидя на этом пятачке из переделки не выпутаешься. Надо уходить отсюда, да поскорее… — голос Джона Корта прозвучал решительно и твердо.
— Мы должны подкрепиться на дорогу, — резонно заметил Макс Губер.
Около килограмма мяса разделили на три части — пришлось довольствоваться скромной порцией.
— Только подумать, — сказал Макс Губер, — мы даже не знаем, завтрак это или обед…
— Какая разница! — отозвался Джон Корт. — Желудку все равно…
— Так-то оно так, но желудку еще хочется пить, и вот сейчас я проглотил бы несколько капель из реки Йогаузена, как рюмку лучшего французского вина!
Во время еды они безмолвствовали, а от давящей темноты им становилось не по себе, от нее исходило смутное беспокойство и тревога. Насыщенный влажными испарениями воздух ощутимо тяжелел под лиственным куполом. В этом ограниченном, стиснутом пространстве, казалось, и птицы не летают, не слышно было ни крика, ни пения, ни хлопанья крыльев. Иногда лишь с тихим звуком слетит сухая веточка на подстилку из губчатых мхов, что разрослись между стволами. Да еще раздастся легкий свист, потом шорох среди сухих листьев, производимые змейками длиной в пятьдесят — шестьдесят сантиметров, к счастью, совершенно безобидными. Что же касается насекомых, то было их здесь превеликое множество, и на укусы они не скупились.