Даже и без помощи телескопа или подзорной трубы, в обыкновенный бинокль можно было рассмотреть людей, находящихся на площадке той или другой башни. Но Дину Форсайту, надо полагать, было вовсе не до того, чтобы разглядывать Сиднея Гьюдельсона, а Сидней Гьюдельсон не стал бы терять время на то, чтобы разглядывать Дина Форсайта. Их взоры были устремлены выше, куда выше! Но Фрэнсис Гордон, естественно, старался разглядеть, не стоит ли на площадке Дженни Гьюдельсон, и нередко взгляды молодых людей встречались сквозь стекла биноклей. В этом, полагаю, не было ничего дурного.
Нетрудно было бы установить между обоими домами телеграфную или телефонную связь. Провод, протянутый от башни на Элизабет-стрит к башне на Морисс-стрит, легко мог бы передать Дженни Гьюдельсон ласковые слова Фрэнсиса Гордона и приветы Дженни Гьюдельсон Фрэнсису Гордону. Но так как Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон никогда не испытывали желания обмениваться такими нежностями, то им даже и в голову не могло прийти связать обе башни волшебной нитью. Возможно, что этот пробел будет восполнен тогда, когда жених и невеста превратятся а супругов. Связь брачная, а за ней — связь электрическая еще теснее соединят эти две семьи.
После полудня, в тот самый день, когда славная, хоть и непокладистая Митс предоставила читателю возможность ознакомиться с образцом своего сочного красноречия, Фрэнсис Гордон явился с обычным визитом к миссис Гьюдельсон и к ее дочерям («не к дочерям, а к дочери», — поправила Лу, стараясь принять обиженный вид). Можно сказать с полным правом, что его принимали в этом доме, как некое божество. Он не был еще мужем Дженни, — пусть так. Но Лу желала, чтобы он был уже ее братом, а то, что вбивала себе в голову эта девочка, крепко застревало там.
Что же касается доктора Гьюдельсона, то он заперся в своей башне с четырех часов утра. Появившись с опозданием к завтраку, так же как и Дин Форсайт, он поспешно поднялся на площадку в ту самую минуту, когда солнце начало выходить из-за облаков. Так же, как и его соперник, поглощенный своими наблюдениями, он не проявлял ни малейшего намерения спуститься вниз.
А между тем без его участия невозможно было разрешить важный вопрос, который обсуждался в гостиной.
— Вот как! — воскликнула Лу, как только молодой человек показался на пороге. — Вот и мистер Фрэнсис, неизменный мистер Фрэнсис… Честное слово, он вечно тут как тут!
Фрэнсис Гордон только погрозил девочке пальцем, и когда все уселись, завязалась безыскусственная дружеская беседа. Казалось, эти люди вовсе и не расставались со вчерашнего дня. Да и в самом деле: мысленно во всяком случае жених и невеста ни на минуту не разлучались. Мисс Лу даже утверждала, что «неизменный Фрэнсис» вечно пребывал в их доме и что даже тогда, когда он делал вид, будто выходит на улицу через парадную дверь, он тут же возвращался через садовую калитку.
Говорили в этот день о том же, о чем говорили ежедневно. Дженни ловила слова Фрэнсиса с серьезным видом, не нарушавшим ее женственного обаяния. Они глядели друг на друга и строили планы на будущее, осуществление которых было уже не за горами. Да и почему бы действительно осуществление этих планов могло запоздать? Фрэнсис Гордон присмотрел уже в западной части города на Ламбет-стрит хорошенький домик с видом на Потомак и совсем недалеко от Морисе-стрит. Такой домик вполне должен был удовлетворить потребности молодой четы. Миссис Гьюдельсон обещала пойти посмотреть этот дом и, если он придется по вкусу будущей жилице, в течение ближайшей недели снять его. Лу, разумеется, отправится вместе с матерью и старшей сестрой. Она не могла допустить и мысли, чтобы обошлись без ее совета.
— Да, кстати! — воскликнула она вдруг. — А мистер Форсайт? Разве он не собирался зайти сегодня?
— Дядя зайдет около четырех, — сказал Фрэнсис Гордон.
— Ведь его присутствие необходимо для разрешения этого вопроса, — заметила миссис Гьюдельсон.
— Он это знает и непременно придет.
— Если он не придет, — воскликнула Лу, угрожающе подняв свою маленькую ручку, — ему придется иметь дело со мной, и ему нелегко будет от меня отделаться!
— А мистер Гьюдельсон? — спросил Фрэнсис. — Ведь он нужен нам не менее, чем мой дядя.
— Отец в своей обсерватории, — произнесла Дженни. — Он спустится, как только ему доложат о приходе мистера Форсайта.
— Беру это на себя, — объявила Лу. — Я живо вскарабкаюсь к нему в шестой этаж.
И в самом деле: присутствие мистера Форсайта и доктора Гьюдельсона было совершенно необходимо. Ведь речь еще шла и о том, чтобы назначить точный день свадебной церемонии. Предполагалось, что свадьба должна быть отпразднована возможно скорее, при том, однако, непременном условии, что успеют закончить нарядное платье «подружки невесты», — длинное, как у настоящей барышни, платье, которое Лу рассчитывала в первый раз надеть в этот торжественный день.
Поэтому понятна и шутка, которую позволил себе Фрэнсис:
— А что, если вдруг это замечательное платье не будет готово?
— Тогда придется отложить свадьбу! — властно заявила маленькая особа.
И ответ этот сопровождался таким взрывом хохота, что его не мог не услышать на вершине своей башни почтенный доктор Гьюдельсон.
Стрелка часов между тем неумолимо скользила по циферблату, а мистер Форсайт все не появлялся. Как старательно ни высовывалась Лу в окно, откуда виден был подъезд, — мистера Форсайта не было и в помине. Оставалось только вооружиться терпением — оружием, владеть которым Лу вовсе не была способна.
— А ведь дядя мне твердо обещал, — повторял Фрэнсис Гордон. — Не понимаю, что с ним творится последние дни…
— Надеюсь, — воскликнула Дженни, — мистер Форсайт не захворал?
— Нет, но он чем-то озабочен, поглощен своими мыслями. Из него и двух слов не вытянешь. Не знаю, что у него засело в голове.
— Осколок звезды! — воскликнула девочка.
— То же самое происходит с моим мужем, — проговорила миссис Гьюдельсон.
— Все последние дни он кажется мне еще более сосредоточенным, чем всегда. Его немыслимо вытащить из обсерватории. В небесах, видно, творится нечто необыкновенное.
— По правде говоря, и я, глядя на дядю, склонен так думать. Он никуда не ходит, не спит, почти ничего не ест, забывает время обеда и ужина.
— Представляю себе, в каком восторге Митс! — вставила Лу.
— Она бесится! — ответил Фрэнсис. — Но ничего не помогает. Дядюшка прежде всегда побаивался воркотни своей старой служанки, а теперь он и внимания на нее не обращает.
— Точь-в-точь как у нас! — с улыбкой проговорила Дженни. — Сестренка моя как будто потеряла всякое влияние на папу… а всем, кажется, известно, как велико было это влияние.
— Да неужели же это возможно, мисс Лу? — тем же шутливым тоном спросил Фрэнсис.
— К сожалению, это правда, — ответила девочка. — Но только… терпение! Терпение!.. Мы с Митс урезоним и папу и дядюшку!