– Но ведь если бы мы немного продвинулись вглубь земной коры, температура была бы выше.

– Это по твоей теории? – ответил дядюшка. – А что показывает термометр?

– Едва пятнадцать градусов! Следовательно, с того времени, что мы идем по; туннелю, температура поднялась на; девять градусов.

– Сделай отсюда вывод.

– А вывод таков! По точнейшим наблюдениям, повышение температуры в недрах Земли равняется градусу на каждые сто футов. Но эта цифра может, конечно, изменяться под влиянием некоторых местных условий. Так, в Якутске, в Сибири, замечено, что повышение в один градус приходится уже на тридцать шесть футов. Все зависит, очевидно, от теплопроводности скал. Я прибавлю, что даже вблизи потухшего вулкана было замечено, что повышение температуры в один градус приходится лишь на сто двадцать пять футов. Примем последнюю гипотезу, как самую благоприятную, и вычислим.

– Ну, вычисляй, мои мальчик!

– Это нетрудно, – сказал я, набрасывая цифры в записной книжке. – Девять раз сто двадцать пять дает тысячу сто двадцать пять футов.

– Вполне точно вычислено.

– Ну, и что же?

– Ну, а по моим наблюдениям мы находимся теперь на глубине десяти тысяч футов ниже уровня моря.

– Не может быть!

– Именно так! Или цифры утратили всякий смысл.

Вычисление профессора оказалось правильным; мы спустились уже на шесть тысяч футов глубже, чем когда-либо удавалось это человеку, «например, в Кицбюэльских копях в Тироле и Вюттембергских в Богемии.

Температура, которая в этом месте должна была доходить до восьмидесяти одного градуса, едва поднялась до пятнадцати. Это наводило на различные размышления.

19

На следующий день, во вторник, 30 июня, в шесть часов утра мы вновь пустились в путь.

Мы все еще шли по лавовой галерее, которая вела вниз легким уклоном, как те деревянные настилы, которые и поныне заменяют лестницы в некоторых старинных домах. Так продолжалось до двенадцати часов семнадцати минут, когда мы нагнали Ганса, поджидавшего нас.

– А-а! – воскликнул дядя. – Мы в самом конце трубы!

Я огляделся вокруг. Мы находились у перекрестка, от которого вели два пути, оба тетиных и узких. Какой же из них нам следовало избрать? Вот в чем была трудность!

Однако дядюшка, не желавший обнаружить своего колебания ни передо мной, ни перед проводником, решительно указал на восточный туннель, в который мы тотчас же и вошли.

Впрочем, раздумье при выборе пути могло продолжаться очень долго, потому что не было ни малейшего указания, могущего склонить дядюшку в пользу того или другого хода; приходилось буквально идти наудачу.

Наклон в этой новой галерее едва чувствовался, и разрез ее то расширялся, то суживался. Иногда перед нами развертывалась настоящая колоннада, точно портик готического собора. Зодчие средневековья могли бы изучить тут все виды церковной архитектуры, развившейся из стрельчатой арки. Еще через одну милю нам пришлось нагибать головы под сдавленными сводами романского стиля, где мощные колонны, укрепленные в фундаментах, поддерживали их. В иных местах вместо колонн появлялись невысокие навалы, похожие на сооружения бобров, и нам приходилось пробираться ползком по узким ходам.

Температура была все время сносной. Я невольно представлял себе, как высока должна была быть здесь температура, когда потоки лавы, извергаемые Снайфедльс, неслись по этой дышавшей покоем галерее. Я представлял себе, как огненные потоки разбивались об углы колонн, как горячие пары скоплялись в этом узком пространстве!

«Только бы не пришла древнему вулкану фантазия вспомнить былое!» – подумал я.

Впрочем, я не делился с дядюшкой Лиденброком своими мыслями, да он и не понял бы их. Его единственным стремлением было: идти все вперед! Он шел, скользил, даже падал, преисполненный уверенности, которой нельзя было не удивляться.

К шести часам вечера, не слишком утомившись, мы прошли два лье в южном направлении и едва четверть мили в глубину.

Дядюшка дал знак остановиться и отдохнуть. Мы поели, почти не обмолвившись словом, и заснули без долгих размышлений.

Наши приготовления на ночь были весьма несложны: дорожное одеяло, в которое каждый из нас закутывался, составляло всю нашу постель. Нам нечего было бояться ни холода, ни нежданных посетителей. В пустынях Африки или в лесах Нового Света путешественникам приходится вечно быть настороже. Тут – совершенное одиночество и полнейшая безопасность. Нечего было опасаться ни дикарей, ни хищных животных, ни злоумышленников!

Утром мы проснулись бодрые и подкрепившиеся! И снова двинулись в путь! Мы шли, как и накануне, по тому же грунту затвердевшей лавы. Строение почвы под лавовым покровом невозможно было определить. Туннель не углублялся больше в недра Земли, но постепенно принимал горизонтальное направление. Мне показалось даже, что наш путь ведет к поверхности Земли. К десяти часам утра, в этом нельзя было сомневаться, стало труднее идти, и я начал отставать от спутников.

– В чем дело, Аксель? – спросил нетерпеливо профессор.

– Я не могу идти быстрее, – ответил я.

– Что? Всего каких-нибудь три часа ходьбы по столь легкой дороге!

– Легкой, пожалуй, но все же утомительной.

– Но ведь мы же спускаемся!

– Поднимаемся! Не в обиду вам будь сказано!

– Поднимаемся? – переспросил дядя, пожимая плечами.

– Конечно! Вот уже с полчаса как наклон пути изменился, и если будет продолжаться так дальше, мы непременно вернемся в Исландию.

Профессор покачал головой, давая понять, что он не хочет ничего слышать. Я пытался привести новые доводы. Дядюшка упорно молчал и дал сигнал собираться в дорогу. Я понял, что его молчание вызвано дурным расположением духа.

Все же я мужественно взвалил свою тяжелую ношу на спину и быстрым шагом последовал за Гансом, который шел впереди дядюшки. Я боялся отстать. Моей главной заботой было не терять из виду спутников. Я содрогался от ужаса при мысли заблудиться в этом лабиринте.

Впрочем, если восходящий путь и был утомительнее, все же я утешался мыслью, что он вел нас к поверхности Земли. Он вселял в сердце надежду. Каждый шаг подтверждал мою догадку, и меня окрыляла мысль, что я снова увижу мою милую Гретхен.

Около полудня характер внутреннего покрова галереи изменился. Я заметил это по отражению электрического света от стен. Вместо лавового покрова поверхность сводов состояла теперь из осадочных горных пород, расположенных наклонно к горизонтальной плоскости, а зачастую и вертикально. Мы находились в отложениях силурийского периода.