Так неслись минут двадцать, затем машина быстро перебралась в правый ряд, притормозила и остановилась у самой бровки. Мужчины на тротуаре оглянулись и тут же оказались внутри машины, словно просочились сквозь запертые дверцы. Один сел впереди, второй опустился на сиденье рядом со мной, сказал профессионально дружески, отчего на меня повеяло Лубянкой:
– Мой заместитель вчера разговаривал с вами, он и должен был войти в контакт, но я решился удостовериться сам. Меня зовут Николай Васильевич, у меня такая же разношерстная организация, как у вас.
Я помолчал, еще не определившись, как с ним держаться. Он сидит рядом, но в лимузине просторно, между нами дистанция, я вижу краем глаза, как серебрятся коротко стриженные волосы, даже поблескивают, словно металлические иглы, острые и опасные. Этот директор ФСБ, фамилия его Конецпольский, выглядит острым и неприступным, словно вместе с ним вошло окружающее его силовое поле, не позволяющее не то что прикасаться к нему, но даже садиться слишком близко.
По его прямой спине можно бы принять за балеруна, если бы с первого взгляда я не уловил: люди с таким лицом и глазами цвета обнаженного ножа никогда не снизойдут до танцев, это кадровая армия, да не просто армия, а настоящая, ее ядро, такими раньше были кавалергарды, у них и выправка на всю жизнь, и манеры, и осанка, такого человека выдает даже взгляд и отрывистая упругая речь.
В то же время по его сухощавому суровому лицу видно, что этот человек много повидал, много пережил, много испытал.
– Моя называется партией, – сказал я наконец, – а ваша… иначе.
– Верно, – согласился он. – А служба наша в том, чтобы граждане нашей страны чувствовали себя в ней в безопасности. Не так ли?
– Нет, – сказал я.
– А как, по-вашему?
– Чтобы граждане нашей страны чувствовали себя в безопасности. Можно сократить ненужные слова еще больше: чтобы граждане чувствовали себя в безопасности.
Он подумал, кивнул.
– Да, в идеале это так. Как с прекрасным лозунгом насчет подставления левой щеки. Все понимают, да никто ему не следует. Жизнь, увы, заставляет думать в первую очередь о сегодняшнем дне. А сегодня выглядит так, что вы можете одержать победу на выборах. К вам уже присматриваются не только наши деятели, но и зарубежные. Я имею данные, что с вами уже вступали в контакт представители… других правительств.
– Даже не разведок? – уточнил я.
– Те не в счет, – ответил он серьезно. – Но к вам проявили интерес и главы государств. Вы же сами понимаете, ваша программа в первый день прозвучала, как курьез, потом – как похоронный набат. Даже когда все заговорили в печати и на кухнях, все равно не представляли, во что выльется! Еще и потому, что такое прозвучало не в какой-нибудь Англии, что и так почти один из штатов, а здесь, в России! Где только что строили коммунизм для всего мира, где только свою дорогу полагали верной. А еще мало того, что сама по себе идея дикая, сногсшибающая, но что исходит от вас, лидера русских националистов, – вообще ни в одни ворота! Такое может быть только в России. Сейчас уже не только Россия бурлит, весь мир замер в нетерпении, ждет наших выборов. Раньше с таким интересом весь мир следил за выборами в Штатах, а сейчас вся Америка следит за тем, кого выберут в России. А нас, силовые структуры, вообще трясет, как при землетрясении. Для кого-то, как вы понимаете, ваше избрание означает попросту могильную плиту.
Он сказал спокойно, но я ощутил, что только сейчас подошли к основному вопросу. Машина идет по Пятницкой, до нашего офиса по дуге минут пятнадцать, а с учетом пробок и все полчаса, успеем обсудить основные моменты.
– Напрасно, – ответил я. – Не представляю, для кого может быть плохо, а то и могильно, если вольемся в Соединенные Штаты. Для кого? От этого плохо только самим Штатам, там на приличное время понизится общий уровень жизни! Да и вообще начнутся некоторые болезненные подвижки. А вот россиянам – в кайф. Тем более – умным, энергичным, знающим, работящим.
– А Штаты примут? – поинтересовался он чересчур легким тоном.
– Да, – ответил я как можно тверже. – Их патриотизм настоящий, вы же знаете, в отличие от нашего декларативного. Это русские ради России даже пальчик не прищемят, только болтать горазды, а рядовые американцы легко пойдут на снижение жизненного уровня в обмен на присоединение таких громадных территорий и такого количества народа, что автоматически закрепляет за их страной статус сверхдержавы на все времена. Они понимают, что через пять-десять лет эти природные богатства востребуются и обеспечат западную – именно западную! – цивилизацию всем необходимым для богатства, процветания и выхода к звездам.
Он слушал внимательно, следил за моим лицом. Я не сомневался, что разговор еще и записывается, чтобы потом, тайком от контролирующих работу ФСБ людей президента проанализировать, проверить на программах, умеющих вроде бы отличить правду от брехни.
– Это вам так сказали?
Я замялся на миг, ответил после паузы:
– Не конкретно этими словами. Но мы умеем многое давать понять, не произнося опасных или даже просто обязывающих слов, не так ли?
Он нехотя кивнул.
– Да, верно. Если придете к власти, как намереваетесь поступить с силовыми структурами?
– Никак, – ответил я. Пояснил: – Мое правительство в идеале должно просуществовать один день. Хотя такого не случится, процесс перехода затянется, я пробуду президентом все это время, однако все закончится тем, что Россия растворится в Штатах. Так зачем же мне что-то менять? Если кто-то захочет продолжать работу по обеспечению безопасности, думаю, он в ней и останется. Смешно полагать, что ФБР вот так сразу возьмется наводить порядок в России. А если кто-то не захочет признавать верховную власть американцев и главенство ЦРУ и ФБР над ФСБ, тот наверняка сумеет за это время утянуть из казны несколько миллиардов долларов, у нас ведь не рубли, а уже доллары, организовать свое дело, чтобы исчезновение границ между Россией и Америкой только подняло бизнес на новую высоту!
Он подумал, посмотрел в окно. Терещенко и второй, что сел в машину одновременно с фээсбэшником, за время разговора не только не проронили ни слова, но даже не шевельнулись, только у Сергея руки двигаются, он вертит баранку, машина проскальзывает в щели, иногда выскакивает на тротуар, фээсбэшник сказал коротко:
– Перед светофором остановишь.
Мне показалось, что красный зажегся чересчур рано, потом вспомнил про эти новомодные переключатели светофоров, в Штатах они стоят пятьсот долларов, а у нас на Митинском рынке – двести рублей, машина послушно остановилась, фээсбэшник сказал коротко:
– До свидания, спасибо за интересную беседу. Не удивляйтесь, с вами хотят поговорить еще министр обороны и министр внутренних дел.
В следующие два дня точно так же ко мне в машину подсел человек, которого я тоже много раз видел на экранах: Иван Ратник, министр внутренних дел.