Вообще, как я теперь начал замечать, он умело пользуется системой «кто в доме хозяин» и, надо признать, многих заставил с собой считаться, хотя ни по уму, ни по рангу не соответствовал степени своего влияния. Теперь, после уроков Юлии, вспоминаю, как он обычно сидит: либо развалясь в кресле, либо небрежно раскинувшись, время от времени закидывает руки за голову и похрустывает косточками, словно устал, на самом же деле пускает в ход все эти подлые психологические штучки…
Я же обычно сижу прямо, колени напряжены, руки тоже вроде бы на месте, но на языке жестов это почему-то поза подчинения. Права Юлия: только своей огромной работоспособностью и авторитетом я поддерживаю влияние в коллективе.
– Поздравляю! – сказал он с подъемом.
– С чем?
– Социологические опросы, – сказал он ликующе, – показывают, что кривая популярности РНИ растет весьма быстро… да что там быстро – стремительно, в самом деле стремительно! Если так еще хотя бы неделю, у нас появляется шанс преодолеть пятипроцентный барьер, а раз так, то мы в Думе сформируем свою фракцию!.. такого еще не было, Борис Борисович. Вы – великий политик!
Я замялся, не зная, что сказать. Романцев единственный, кто все еще упорно считает мое предложение и нынешнюю программу РНИ всего лишь пиаровским ходом, привычным для любой из партий, что пойдут на что угодно, лишь бы повысить свой рейтинг хотя бы на полпроцента. Те пойдут на любую подлость и любую низость, только бы одолеть пятипроцентный, а когда преодолен, как бы еще и обойти соперников, подняться выше, еще выше, да хрен с ними, этими трупами, политик должен идти по трупам, не морщась, другие только так и поступают, у нас это нормально, ибо политика – это бой без правил.
– Полагаю, – ответил я наконец, так и не выбарахтавшись из гамлетовских сложностей, – сумеем преодолеть не только пятипроцентный.
– А что еще? – спросил он жадно.
– Сумеем, – ответил я, – потеснить кое-кого в верхней десятке.
Он даже ахнул, отшатнулся, смотрел с недоверием и возрастающим восторгом. Я кивнул, подтверждая, мол, все верно, действительно в эту чушь верю, точнее, как и положено политику, по советскому принципу запрашиваю вдвое больше, чтобы дали именно то, на что рассчитываешь.
– Это было бы, – проговорил колеблющимся голосом, – потрясательно… и сшибательно!
В приемную к Юлии поставили еще стол, на нем два компьютера, там теснятся двое молодых парней, оба с виду арийцы, выглядят прилично, одеты как манекены, побриты и подстрижены, хотя чему удивляться: оба в штате Юлии, она теперь не секретарь, а имиджмейкер, хотя и не желает расставаться со своим местом и по-прежнему выполняет обязанности секретаря.
Сейчас вошла без стука, плотно притворила дверь, строгая, деловая и вместе с тем очень женственная, хотя в глаза это не бросается. Взглянула поверх очков на Беловича, тот пристроился в моем кабинете и торопливо стучит в ноутбуке, пристроив его на коленях.
– Не помешаю? Борис Борисович, вы не забыли, что предвыборная гонка уже началась? Почти все партии рванули прямо со старта! Словно им дали отмашку, как в Формуле-1.
– Мы тоже начнем, – заверил я виновато. – Как только вот чуточку разгребемся. Кто же знал, что столько всего навалится. Вон Василий здесь уже трое суток ночует!
– Нужно перестраиваться побыстрее, – сказала она неумолимо. – Посмотрите, какую пиаровскую кампанию организовали Дроздов и Карельский! А Троеградский?.. Партия «Россия – это Русь!» так вообще готовит по городам России концерты самых популярных актеров-юмористов…
– Словом, хлеба и зрелищ плебсу? – уточнил я.
– Да, но это действует на плебс. То есть на русский народ, я хотела сказать.
– Как и на всякий другой, – пробормотал я. – Но шум еще ничего не доказывает. Курица, что снесла яйцо, кудахчет так громко, словно снесла целый Пентагон! Начисто.
– Увы, Борис Борисович, если заглянете в учебник теории PR…
Я изумился:
– Уже учебники есть?
– Множество! Если есть спрос…
– С ума сойти.
– Так вот, там во введении так и сказано, что в современном мире имидж является истиной по рейтингу…
– С ума сойти, – повторил я тупо. – Нет, я отказываюсь участвовать в этой… в этом. Черт знает в каком мире живем!
– Другого нет, – сообщила она чересчур ласково, словно тяжелобольному или сильно отстающему. – Придется, Борис Борисович, повкалывать в этом. Вы же знаете, в случае вашего отказа найдутся другие. Очень охотно возьмутся и… таких дров наломают!
Белович вскинул голову, посмотрел на меня с укором, мол, мы же помогаем, как можем, давай, шеф, тяни воз. Я вздохнул тяжело, будто просел под штангой в двести килограммов.
– Ладно, раз уж другого пути нет… а точно нет?.. будем вспахивать дурь сами. Какую программу вы приготовили?
Она покачала головой.
– Не я. Ротмистров подготовит целый комплекс. Он очень разносторонний человек, Борис Борисович! Все его знают только как математика, но он и стихи пишет, и кукол из пластилина лепит… Он еще и знаток пиара. Он сможет руководить всей кампанией.
– Нет, – отрезал я. Она удивленно вскинула брови, я сказал твердо: – Нет, Юлия. Может быть, Ротмистров – прекрасный специалист еще и по пиару, но я его знаю только как математика. А в нашем случае очень важно знать, на кого можно опереться. На вас – могу! Потому вы остаетесь главным руководителем всей кампании по подготовке к выборам. Все остальные – ваши помощники. Ничего не могу поделать, это диктуется чрезвычайными обстоятельствами. Мы не знаем, кто из вновь прибывших специалистов наш сторонник, а кто прислан противником, чтобы в последний момент все завалить, выставить нас на посмешище. Да и по прошлому съезду я не всецело доверяю Ротмистрову.
Белович, что молча стучал в ноутбуке, снова поднял голову.
– И если кто обидится и уйдет, – сказал он бодро, – тот засланный казачок!
– Если не из тех, кто прислан внедриться как можно глубже, – согласился я. – Но даже такой будет работать под вашим общим руководством, Юлия.
Она вздохнула, сказала упавшим голосом:
– Надо так надо. Но я не ста пядей во лбу.
В коридор выглянула Юлия, поискала меня глазами.
– Борис Борисович!.. Борис Борисович, можно вас на минутку? Очень интересный звонок.
– От кого? – спросил я настороженно.
– Возьмите, – посоветовала она.
Колеблясь, на сегодня неприятностей уже достаточно, я, к облегчению курильщиков, вернулся в кабинет, снял трубку:
– Зброяр слушает.
– Господин Зброяр, – послышался мягкий интеллигентный голос, – это Косиновский вас беспокоит… Зовут меня Альберт Анатольевич…