Годлав гаркнул:
– Сейчас!!! Немедля!!!
Рудника вымело из покоев, как ветром выдувает пух. Советники переглядывались, Кожастый сказал сожалеюще:
– У него желудок больной. Ему вина давно уже нельзя. Это надо Лабунца послать… Быстрее бы почтового голубя оказался там.
Ральсвик в самом деле повернул войско и двинул по восточной дороге, что вела в богатые земли наместника Прилесья князя Огрядного, соперника семейства Годлава вот уже лет тридцать, гели не сорок.
Все войско, что привел Промек, двигалось сзади. Сам Промок не просыхал, ибо племя Ральсвика придерживалось закона, что в Артании нужно быть артанином до мозга костей, а попадая к другие земли, дозволяется пить и есть то, что употребляют местные.
Рудник догнал их, когда артане уже вторглись в Прилесье. Впереди поднималось зарево пожаров, артанские отряды рассыпались по всей земле, шел грабеж богатых домов, а где обнаруживался большой гарнизон, туда мгновенно собирался большой отряд артанских удальцов.
Промек встретил Рудника вяло, уже опух от пьянства, его везли в телеге. Рядом с телегой ехали Мунгу и Евлан, Мунгу с перевязанной головой, а Евлан просто с опухшей рожей настолько, словно его долго били по этой самой роже палицами.
Мунгу широко заулыбался Руднику:
– Беспокоится отец? Еще бы… Мы уж собрались отправляться к праотцам!.. А тут вдруг такая родня!
– Родня? – переспросил Рудник.
– А ты не знал?.. Хо-хо, мы сами не знали. Илона ведь не погибла, ее Ральсвик тогда увез с собой, сделал служанкой. А она возьми и роди ему сына!.. Словом, сейчас у нее уже четыре сына и две дочери. Хотела тоже ехать, да артанским женщинам нельзя в набеги… Но велела мужу не обижать родню. Вот и двинули они на этого Огрядного, ибо Илона помнит о нашей вражде…
Рудник шумно поскреб затылок крепкими когтями, задумался. С одной стороны, вроде бы нехорошо идти на своего же соотечественника, пусть и следом за артанами, зато с другой… Как говорится, двух ворон одним камнем. И старого врага наконец-то к ногтю, да и самим остаться живыми – разве не мечта любого куява?
– Хорошо, – решил он. – Побьем князя Огрядного, на том и остановимся. Пусть артане идут дальше, а мы на этих землях распорядимся. Здесь столько богатств, что артане за сто лет не вывезут!
Придон часто выезжал впереди войска, вместе с передовым отрядом рыскал в поисках переправ, удобных дорог, складов с продовольствием.
Торговцы и лазутчики то и дело приносили известия, что впереди широкая река, мосты порушены, брода надо ждать до липня, когда река обмелеет, а на той стороне собрались не просто отдельные отряды, как было с этим ополчением Долонца, а сосредотачивается огромное войско. По слухам, командует им известный артанам Одер.
Придон вернулся к основной массе войск и, как и положено вожаку, дальше ехал во главе. За ним везли знамена, знаки племен, родов. Все огромное войско, конное и пешее, с обозами, продвигалось достаточно неспешно, заполняя собой, как при весеннем половодье, все низины, открытые места, проходя через леса, что оставались сзади сильно поредевшими, а мелкие рощи так и вовсе исчезали, превратившись в угли костров да взлетевший к небу дым.
Щецин, избежав топора палача, из десятника в начале создания войска стал темником. При нем была сотня телохранителей, но оставлял ее позади, он-де еще не стар, чтобы оберегали, сам кого угодно обидит, к тому же при нем обычно держались двое-трое из его сыновей, редкие по силе, отваге и бесстрашию богатыри.
Аснерд оглянулся на стук копыт, кивнул:
– А, Щецин… Что-то не видел тебя весь день.
– Проверял обозы, – буркнул Щецин. – Самое слабое наше место!
– Еще бы, – ответил Аснерд с налетом презрения. – Это не артанское дело – таскать обозы.
– А как же добыча?
Аснерд засмеялся.
– Будто не помнишь, что под добычу хватаем телеги на месте!
– Да помню, помню… Но сейчас тащим не пустые телеги – стенобитные орудия! А их то и дело норовят бросить…
Он вздохнул, проследил за взглядом Аснерда. Старый полководец посматривал на всадника впереди, тоже едет в одиночестве, а кто подъезжает чересчур близко, отскакивает, как ошпаренный.
– Ничего, – сказал Щецин успокаивающе, – его час настал.
– Да уж…
– Утолит месть, станет дружелюбнее.
Аснерд помолчал, буркнул:
– Никто не знает, каким он станет.
– Ну да!.. А если получит Итанию?
– Все равно. Прежним уже не станет. В нем слишком много выгорело. Он об этом еще не знает, думает, что он – прежний Придон! Но мы-то видим, что это уже другой человек. Может быть, даже и не Придон вовсе.
Щецин тоже долго смотрел в спину одинокого всадника.
– Ты прав, – сказал он со вздохом. – Нет человека, который бы не жалел, не страдал с ним. Его сердце сгорело, он выгорел весь дотла… Теперь это другой человек. Но разве любовь – беда? Разве приносит несчастья?
Аснерд хмыкнул:
– Не смеши. Когда это приносила счастье? А вот несчастья – всегда! Разница в том, что и эти несчастья не хотим менять на тепленькое счастье, если оно без любви. А несчастьями гордимся, как старый воин гордится былыми ранами. О страданиях вспоминаем так, как вспоминает ветеран о тяжелых переходах, лишениях, потерях. И свысока посматриваем на тех, кто не любил, не страдал, не терял. Эти люди для нас – еще и не люди даже. Так, человеки. Могут стать людьми, если их коснется это священное неистовство, могут не стать…
Щецин ехал рядом, их ноги в стременах соприкасались с легким звоном. Оба неотрывно и с тревожным сочувствием посматривали на юного тцара.
– Наверное, – проговорил Щецин с усилием, – ему надо бы завидовать… Но я не могу. Слишком тяжелую гору на себе прет, слишком большой огонь выжигает ему грудь. Он уже почернел весь, в душе пепел. Ночами скрипит зубами, думая, что никто не слышит…
– Трудно не услышать, – согласился Аснерд. – Мы тут все друг у друга на виду. Да, его все еще ведет та божественная страсть, то безумие, для которого нет недостижимых вершин, нет непроходимых гор или болот, нет усталости или неприступных крепостей. Ты прав, он скрипит зубами и даже плачет во сне, но он счастливее нас, хотя мы спим как колоды!
Щецин с неудовольствием пожал плечами. Глаза старого воина не отрывали взгляда от спины Придона.
– Говоришь, любовь не знает… неприступных крепостей?
– Говорил, – сказал Аснерд и осекся. Повернул голову, наткнулся на прямой взгляд Щецина. – Ты на что смотришь?..
– Да так просто. Чую, не зимовать нам в степях Артании!