– Перед таким боем? Когда все здесь скорее всего полягут? И каждый человек важен… Впрочем, тем более мы должны сберечь обоз с катапультами. Лады! Я щас накорябаю что-нибудь, а ты вели ему быстро собрать коня в дорогу. А то одно дело, когда не знаешь, что тебя ждет, а когда вот так… в лоб…
Передовые отряды донесли Вишневичу, что артанская орда уже близко, сосредотачивается для удара, но удалось отыскать удобное место и для куявского войска: широкие клинья леса закроют фланги, за спиной куявов окажется река, что не позволит легкой коннице этих дикарей быстро зайти со спины.
Вишневич выехал вперед, осмотрел, одобрил. Войско подтягивалось еще сутки, но, когда пыль заклубилась за громадной нестройной ордой варваров, войска уже заняли позиции и были готовы встретить дерзких. Артане не решились напасть с ходу, что совсем непохоже на этих дикарей, ничего не понимающих ни в стратегии, ни в тактике.
Вишневич поднялся на небольшой холм, с ним десяток полководцев и сотня охраны, наблюдал с холодным презрением. Один из его полководцев, Шалам, подозвал молодого начальника охраны, шепнул, тот радостно засмеялся, вскочил на коня. Его унесло, словно сухой лист, подхваченный ветром.
– Куда ты его? – спросил Вишневич с подозрением. – Шалам, ты рискуешь.
– Пусть посмотрит, – объяснил Шалам. – Пока еще никому не удалось выбить его из седла.
– Посмотрит или ввяжется в двобой?
– Посмотрит, насколько прославленные артане хороши на самом деле.
Надар, сын Шалама, один из лучших двобойцев Куявии, поскакал прямо к стану артан. Дозорные всполошились, он проскакал перед ними, быстрый и сверкающий, захохотал, они успели увидеть только, как огромный конь развернулся на скаку и понес всадника обратно к войску.
– У них добротное воинство, – доложил он отцу, Вишневич внимательно слушал тоже. – Хорошее вооружение… для артан. Но с нашим не сравнить! Хоть мы и не любим воевать, но толк в оружии знаем. Можно напасть сразу, пока не успели окопаться.
– Артане не окапываются, – объяснил Шалам. – Они полагают, что крепость не в стенах и защитных валах, а в собственной доблести.
– Правильно считают, – крикнул Надар. – Так нападем? Или хотя бы я покажу свою удаль и мощь в поединке?
Шалам не успел ответить, вмешался Вишневич:
– Первый поединок – лицо всей армии. Опасно, если вдруг рухнешь с седла. Все упадут духом. Мол, плохое предзнаменование… Лучше для поединка выставить неизвестного бойца. У нас немало молодых богатырей, которые еще не стяжали сланы. Такой вылетит из седла – позор не падет на нас, а если такое с витязем, уже известным отвагой и крепостью рук…
Шаламу не понравились такие речи, сказал заносчиво:
– Княже, достойные ли речи о моем сыне?.. Твоем троюродном племяннике?.. Надар, надевай свои лучшие доспехи! Покажи этим дикарям, что быть в составе войск Куявии – вовсе но значит быть трусами и слабыми!
Надар понесся как стрела, из лагеря артан за ним наблюдали с тревогой. Всадник огромен, конь под ним как гора, но лицо молодое, бесстрашное, такой всегда неутомим и яростен в бою, стараясь выказать себя перед своими в самом лучшем виде.
– Кто выйдет на поединок со мной? – прокричал он. – Я, Надар, сын великого Шалама, вызываю любого из вас на бой любым оружием!
Он поднял коня на дыбы, тот заржал, передние копыта помесили воздух. Устрашенные артане молча оценили огромные, как тарелки, копыта жеребца, толстые ноги, обвитые такими же толстыми жилами.
Щецин в бессилии огляделся по сторонам. Придон с основным войском сместился влево, Аснерд ведет сейчас десятитысячный отряд по берегу реки, охватывая Вишневича с фланга, это в десяти верстах справа, уже не догнать, с ним Волин, Ральсвик, Меклен и другие сильнейшие богатыри.
– Кто чувствует в себе достаточно сил? – спросил он вполголоса. – Кто сможет?
Он прошел лагерь из конца в конец, но никто не откликнулся, а Надар красиво гарцевал между двумя войсками, швырял в воздух огромную булаву, ловил на полном скаку, бросал на землю, а потом, разогнав коня, на полном галопе подхватывал ее, молниеносно свесившись с седла.
Из глубины раздался спокойный голос:
– Я.
Раздвинув воинов, словно стебли травы, вышел грузный седой Герць, постаревший в боях, погрузневший, но все еще могучий, как десять быков, неустрашимый.
Щецин вспыхнул, кулаки стиснулись сами, он чувствовал, как на глаза от досады навернулись слезы.
– Доблестный Герць, – сказал он наконец вежливо, – последние десяток… а то и два десятка лет тебя знают как мудрейшего походного вождя. Ты всегда знаешь, как построить войско, как ударить, как победить меньшим числом. И хотя ты с упорством молодого дурня все еще бьешься в первых рядах, но не тебе состязаться с молодым львом, что только-только вошел в полную силу!.. В нем все кипит, посмотри. Он бросает булаву, стараясь достать ею солнце!..
Воины забормотали, заговорили, поддерживая Щецина. Герць покачал головой.
– Никто не минует смерти, как никто из нас не миновал рождения. Но если с рождением уже ничего не сделать, то из всех смертей можно выбрать!.. Разве кто-то смог живым попасть в небесный дворец за пиршественный стол? Я знаю, когда-то придет и мой смертный час… Одни умирают в постели, окруженные лекарями, другие – красиво в седле на горячем коне, на виду у всех!.. Если такое случится со мной, ваши сердца загорятся отвагой и мщением. Так что я все делаю верно, друзья мои.
Он обнял Щецина, тот стиснул старого богатыря, у того тело сильное и горячее, но годы нарастили поверх мускулов слой жира, из-за чего тот кажется теперь рыхлым.
Воины ударили рукоятями мечей в щиты, прощаясь со своим вождем. Герць взобрался на коня, тот даже качнулся под тяжестью, воины расступились, Герць помчался тяжелой рысью. Надар радостно заорал, пришпорил коня, Герць услышал яростный и вместе с тем веселый вскрик:
– Боги Куявии!.. Вам приношу я в жертву голову этого человека!
Они сшиблись с грохотом столкнувшихся гор. Кони присели на крупы, пыль поднялась желтым облаком, воины с обеих сторон не видели, кто победил, потом из пыльного облака послышались частые удары железа по железу.
Пыль осела, стало видно, что бойцы неутомимо наносят друг другу сильные удары топорами. Щиты обоих покрылись трещинами, начали отлетать куски, у Герця сбило шлем, ветер растрепал седые волосы, у Надара кровь на плече, железные пластины топорщатся, как гребень на спине большой рыбы.
Они трижды расходились, переводили дух и продолжали бой. Обломки щитов брошены наземь, воины с обеих сторон кричали в возбуждении, ибо только сейчас бой стал страшен неумолимостью: один-единственный удачный удар решит всю схватку…