Сотни добровольцев таскали камни, кувшины с горящей смолой и маслом, меняли истертые ремни. На стенах защитников стало поменьше, бросились помогать горожанам гасить пожары.
К ночи город уже горел в западной части, вспыхивали пожары под южной стеной, но там быстро гасили. Придон велел продолжать закидывать город кувшинами с горящим маслом, к полуночи над городом уже стояла сплошная стена огня.
Аснерд наблюдал со злым удовлетворением.
– Неужели дотерпят до утра?
– Не думаю, – ответил Придон. – Здесь куявы. Просто куявы. Пусть наши бросают, куявы запасли масла по стране много! И все их запасы – наши.
Луна светила в полсилы, но вокруг города щедро полыхали и костры, и просто смола в бочках, чтобы вылазка куявов не прошла незамеченной.
Наступал серый рассвет, артане собирались толпами, глазели на пожар, посмеивались, отпускали шуточки. Мало кто заметил, как распахнулись, словно исчезли, ворота. Кровавый отблеск костров заиграл на доспехах и вскинутых мечах. Кони неслись с тяжелым грохотом, массивные куявские кони, в доспехах и под узорными попонами, но отряд не сразу заметили, наблюдая за пожаром в центральной части города.
Аснерд вскрикнул:
– Эгей!.. все по коням! Куявы решили умереть красиво!
Отряд тяжеловооруженных всадников смел редкую цепочку смельчаков, что пробовали загородить дорогу, и, не сбавляя бешеного галопа, понесся, по крутой дуге забирая к лесу.
Аснерд, который был уверен, что куявы решили ударить в самый центр войска, порубить катапульты и погибнуть героями, сплюнул в раздражении:
– Эх, куявы…
Их догоняли и рубили в спины. На дороге оставались трупы, кони бегали с опустевшими седлами, но с десяток всадников успели достичь леса, там бросили коней и затерялись в черноте между деревьями.
Но Придон этого не видел и не слышал: ветер рвал волосы, земля гремела под копытами, распахнутые ворота надвигались стремительно, разбежались в стороны, в лицо ударил жаркий воздух. Дома горят, как сухой хворост, длинные языки красного огня вырываются из-под крыш, из окон, распахнутых дверей. На улицах громоздятся узлы с добром, сундуки, ларцы, мешки, горы тряпья, а люди с криками вытаскивают имущество, вместо того чтобы гасить огонь.
– Город наш! – выкрикнул Придон.
Обгоняя его, пронеслись конники на горячих конях, похожих на ожившее пламя. Он видел отблески пламени в глазах, на блестящих зубах, на лицах, на вскинутых над головами топорах.
Улица свернула под прямым углом, но он уже не мог сдержать бешеной скачки, впереди стена, он зарычал в бешенстве, челюсти сжались до хруста. Стены, заборы, ограждения! Эта стена не так уж и высока, одолеть ее нетрудно, но коней не перетащишь, да и строилась она против возчиков на тяжело груженных телегах, что в далеком прошлом, когда еще не было городской стены, хотели бы избежать уплаты пошлины.
С дороги поспешно отпрыгивали люди с оружием, Придон видел, как бросают на дорогу мечи и в ужасе бегут прямо в горящие дома. Убрались даже лучники, волна презрения к их трусости захлестнула Придона с головы до пят. Даже не попытались выпустить хотя б по стреле!
Он придержал коня, быстрый взгляд выявил участок стены, где край то ли выщербило, то ли хозяйственные горожане утащили камни на свои свинарники. Погладил коня, шепнул на ухо:
– Мы такие высоты уже брали… Ты у меня лучший из всех коней на свете!
Конь преданно ржанул и покосился умным коричневым глазом. Придону показалось, что он даже завилял хвостом, как верный пес.
Крок восхищенно вскрикнул, когда их тцар разогнал коня, пригнулся, оба вытянулись в длинном стремительном прыжке. На миг показалось, что конь прыгнул слишком рано, ударится о стену, но дуга прыжка оказалась длиннее и выше. Конь лишь задел задним копытом верх стены, там сверкнули искры.
Конь пронесся как стрела, развернулся, замер, тяжело раздувая бока. Коричневые глаза расширились в изумлении. Он с уважением смотрел на стену.
Над стеной взметнулась конская голова, грива трепещет на ветру, озверевшая морда, обезумевшее лицо всадника, что прильнул к конской шее так, что спрятался в трепещущей гриве…
Задние копыта с грохотом ударили по верху, конь тяжело приземлился на все четыре, пробежал, чтобы не упасть. Он прихрамывал, но Крон этого еще не заметил, поднял к Придону сияющее гордое лицо.
– Верен понесся в обход, – сообщил он. – У него конь… тяжеловат.
– Ты молодец, – сказал Придон искренне. – Прикрывай мою спину!.. За мной не спеши, у тебя конь сильно хромает. Побереги.
Он пустил коня вперед, щит прикрывает левую сторону, боевой топор в правой, глаза молниеносно перебрасывают взгляд с крыши на крышу, держат разом окна всех домов.
Крок, как все стрелки, быстроглазый, первый заметил странности в небе, закричал:
– Туча!.. Туча идет!
С юга надвигалась угольно-черная туча. Слишком компактная, собранная в кулак, словно и не туча, а каменная гора. Слегка блеснуло, но не внутри, как со всеми тучами, а отблеск пробежал по боку, не в силах проникнуть вовнутрь.
Послышался странный шум, Придон невольно пригнул голову, в выси неприятно зашуршало. Не привычные раскаты далекого грома или гулкие удары близкого, а сухой треск, словно мириады раков терлись панцирями.
Он видел, как сорвались первые капли, закричал страшно:
– Под навесы!.. Под навесы!
Кто услышал, поспешно метнулись к домам, спеша выполнить непонятный приказ, кто не слышал или сделал вид, что не слышит, те мчались по широкой улице, на ходу сшибали ударами топоров тяжелые ставни, весело орали, выкрикивали боевые кличи.
Полоса желтого дождя настигла скачущих воинов. Придон стиснул челюсти, из груди вырвался злобный крик. Желтые капли оказались расплавленным металлом. Или чем-то хуже: люди и кони страшно кричали, кони поднимались на дыбы, сбрасывали всадников, а те, не в силах удержаться, хватались за обожженные места, катались по земле.
Волна жара ударила в лицо Придона, он непроизвольно отметил, что туча идет против ветра. Или там наверху ветры дуют в другую сторону. В сухом жаре ощутил запахи горящего мяса, тлеющих костей, сгоревших волос.
– Вперед! – прокричал он. – За этой тучей!
Лица у всех бледные, вытянувшиеся, но послушно повернули коней и погнали за быстро уходящей тучей. Желтая полоса дождя бежала через город, там вспыхивали деревья, загорались брошенные подводы, страшно кричали попавшие под смертоносные капли люди.
В город через распахнутые ворота ввел свою тысячу Волог, он покрикивал, рассылал мелкие отряды в переулки, а сам старался, как и велел Придон, не отстать от тучи, погубившей два-три десятка смельчаков.