Подойдя к двери, члены Тайного братства хотели оповестить звонком о своем прибытии, но деятельный Павел Потапович опередил их.
— Ах, дгузья, дгузья! — с ходу затараторил он. — Гасскажите же мне скогей, есть ли какие-то новости о догогом моему сегцу Авьбегте Повикагповиче?
— Пока, к сожалению, нет, — взглядом велев остальным молчать, вступил в разговор с пожилым академиком Петька.
— Ужасно! Ужасно! — вновь принялся причитать тот. — Меня эта новость пгосто огвоушива! Думав, концы отдам.
Ребята украдкой фыркнули. Почтенный Павел Потапович то и дело прибегал к хлестким выражениям, что неизменно возмущало его чопорную жену.
— Как только будут какие-то новости, мы вам первому сообщим, — знал, чем расположить почтенного академика Петька.
— И это пгавивьно, — одобрил Павел Потапович. — Знаете, я вегю в вучшее. Пгосто пегвым хочу узнать, куда это он втайне от нас закатився?
— Узнаете. Самым первым узнаете, — заверил Петька. Затем быстро спросил:
— А Потап Павлович сейчас дома?
— Зачем он вам? — озадаченно посмотрел на ребят почтенный Павел Потапович.
— Да понимаете, — принялся объяснять ему Петька. — Вроде бы так получается, что ваш сын поздно вечером разговаривал с Альбертом Поликарповичем.
— Мне Тяпочка ничего об этом не говогив, — покачал головой Павел Потапович. — Может быть, не успев? Он ведь как газ той ночью уехав.
— Уехав? — машинально не выговорили букву "л" друзья.
— Ну да, — по счастью, не обратил на это внимания Павел Потапович. — У него ночью быв самовет. И он выехав с дачи на аэгодгом где-то оково пововины втогого ночи.
Лица у четверых друзей разом вытянулись.
— Половины второго? — мигом вспомнилось Димке, что именно в это время двое неизвестных увели под руки стонущего Положенцева.
— А чего такого? — пожал плечами Павел Потапович. — У Тяпочки гейс быв. В Канаду. Он там пгобудет до конца месяца. Ах, надо, когда он нам позвонит, выяснить об их встгече с Авьбегтом Повикагповичем.
— Попробуйте, — сумрачно произнес Дима, который теперь был почти уверен, что Тяпочка ничего не скажет отцу о ночной встрече с Положенцевым.
— Ну, мы пойдем, — скороговоркою произнес Петька.
— Не забудьте, что вы обещави мне пегвому все сообщать, — заговорщицки подмигнул ребятам Павел Потапович.
Он скрылся в доме, а друзья поспешили на улицу.
— Ну, ни фига себе! — едва выскочив за ворота, воскликнул Дима.
— Тише, — приложил палец к губам Петька.
— Он тише не может. Он взволнован, — Маша фыркнула, — вот и заорал во всю глотку.
— А может, ты не взволнована? — Дима. — Погляди, как все схо…
На этом Маша зажала ему ладонью рот.
— А ведь и впрямь сходится, — тихо проговорил Петька.
— Я что-то пока не пойму, — поглядела на него Настя.
— И понимать нечего, — снова завелся Дима.
— Давайте хоть уйдем куда-нибудь подальше, — кинул многозначительный взгляд на друзей Командор. Затем, понизив голос, добавил:
— Откуда вы знаете, кто здесь может нас слушать.
Друзья молча кивнули. Все быстро направились к Петькиной даче. Однако, уже достигнув поворота на свою улицу. Командор спохватился:
— Обсудить мы все позже успеем. А сейчас предлагаю навестить нашего большого друга Степаныча. Узнаем, кто въезжал в поселок и выезжал из него прошлой ночью.
— Правильно! Как же мы раньше-то не сообразили! — воскликнула Настя.
Степаныч всегда говорил, что мимо него не только машина, но даже «бесконтрольный комар» на территорию поселка не просочится. Для жителей Красных Гор оставалось тайной, каким образом доблестный сторож контролирует комаров, однако по части машин он действительно бдительности не ослабевал. Шлагбаум, перекрывавший въезд в поселок, оставался опущенным до тех самых пор, пока бывший заслуженный работник органов правопорядка, по его собственному выражению, «не убеждался окончательно в личности владельца». Вот почему, если сторож поселка Красные Горы находился минувшей ночью в здравом уме и твердой памяти, он непременно должен был знать, кто между часом и двумя выезжал с территории.
Проблема для членов Тайного братства заключалась в другом. При тех, мягко говоря, напряженных отношениях, которые сложились у них с бывшим заслуженным работником органов правопорядка, он вряд ли захочет поделиться с ними хоть какой-нибудь информацией. Об этом друзьям и напомнил Димка.
— Все равно попытаться стоит, — настаивал Командор.
— Нет, это бесполезно, — продолжал спорить Терминатор. Зря только проделаем лишний путь по такому пеклу.
— Надо было панамку надеть на головку, — сказала Маша.
— Дело не в головке и не в панамке, — даже не удостоил ее взглядом брат. — Просто нарвемся на лишний скандал. А пользы от этого — ноль. Неужели не понимаете? Если бы Степаныч заметил, что Положенцева ночью куда-то увозят…
— Ну да! — перебила Настя. — Весь поселок бы уже знал об этом.
— Значит, по-вашему, если человека похитили, его так открыто мимо сторожа и повезут, — покачал головой Петька. — А вам не приходит в головы, что похитители куда-нибудь спрятали Положенцева? Например, в багажник.
— Бедный! Он ведь там задохнется! — воскликнула сердобольная Настя.
— Во-первых, смотря какой багажник, — возразил Командор. — А во-вторых, в экстремальных ситуациях люди еще и не то выдерживают. А главное, нам сейчас надо установить, сколько машин вообще проезжало мимо Степаныча.
Тут они как раз поравнялись со шлагбаумом. Рядом стоял домик сторожа, окруженный небольшим приусадебным участком, на каждом квадратном сантиметре которого росло что-нибудь полезное. Верная супруга Степаныча, Надежда Денисовна, была фанатично предана огородным работам.
На стене сторожки висел огромный плакат: «Граждане! Соблюдайте порядок проживания! Ваша личная безопасность в ваших руках!»
— Сильно сказано, — прошептала Маша. Степаныч еще во времена беззаветной службы в органах правопорядка полюбил наглядную агитацию. Эту любовь он пронес в своем сердце до сей поры. Вот почему каждые полмесяца возле шлагбаума появлялся новый плакат. Текст, разумеется, сочинял Степаныч. Такого ответственного дела он просто не мог никому доверить. Что касается художественного исполнения наглядной агитации, то оно поручалось дочери Ивана Степановича Ниночке, работавшей в библиотеке поселка Красные Горы. Степаныча члены Тайного братства кленового листа обнаружили возле сторожки. На сей раз он был без формы, но в фуражке.
— Добрый вечер! — хором приветствовали его ребята.
— Добрый, — кинул на них исполненный подозрительности взгляд сторож. — Вернее, недобрый, — уточнил он. — И вообще, чего надо? I