— К конфликтам? — не поняла бабушка Димы и Маши.
— Ну, Положенцев мог, например, отписать все движимое и недвижимое имущество одному племяннику, — пустился в пространные объяснения Шмельков. — И тогда сын вроде бы оставался ни с чем. Вот и войдите, Анна Константиновна, в его положение,
— Ну, предположим, вошла! — повысила от возмущения голос пожилая ученая дама. — Что же я, по-вашему, буду из-за какого-то там имущества отца родного похищать или, не дай бог, убивать?
— Вы-то, конечно, не будете, — торопливо проговорил Алексей Борисович, — а вот другие… К примеру, еще один случай у архитекторов был…
— Оставьте в покое своих архитекторов! — перебила
Анна Константиновна; — Я вижу, что это вообще не дачный поселок, а какое-то бандитское гнездо.
— Ныне такие гнезда стали у нас почти нормой жизни, — вздохнул Алексей Борисович. — Но дело не в этом. Давайте-ка с вами вернемся к вопросу о завещании.
Димка, затаив дыхание, стал слушать еще внимательней. Тут Маша, совершенно некстати прекратив греметь ложкой о тарелку, подошла к брату:
— Ну что?
— Сказано тебе греметь, вот и греми, — рассвирепел тот. — И не мешай слушать.
Маша покорно удалилась на кухню. Анна Константиновна тем временем принялась объяснять Шмелькову;
— Видите ли, Алексей Борисович, завещание Положенцев действительно составлял. И даже приходил ко мне советоваться. Но я так и не поняла, кому и что он в результате оставил. — Как это не поняли? — переспросил капитан Шмельков.
— Положенцев все время колебался, как поступить справедливей и лучше, — продолжала Анна Константиновна. — Логикой он руководствовался примерно такой. «Борис, — говорил мне Альберт Поликарпович, — мой родной и любимый сын. Но он в Америке хорошо обеспечен. А вот племянник живет в стесненных обстоятельствах. И заботится обо мне как о малом ребенке». В общем, Альберт Поликарпович сперва отписал квартиру и дачу Сергею. Затем подумал, что сын может вернуться на родину, и в новом завещании оставил Сергею дачу, а Борису городскую квартиру. А еще через несколько месяцев начал советоваться со мной, не будет ли более справедливо оставить сыну и племяннику по половине дачи и половине квартиры.
— Ну и что вы посоветовали? — заинтересовался
Шмельков.
— Признаюсь, мне ужасно надоела эта история, — ответила Анна Константиновна. — В общем, я сказала Альберту Поликарповичу, что он должен сам для себя все решать.
— Вот это жаль, — вздохнул капитан Шмельков. — Выходит, окончательный текст завещания покрыт мраком неизвестности. Слушайте, Анна Константиновна, а вы бы не согласились поискать на даче у Положенцева? И ключики у вас вроде имеются…
— Что поискать? — переспросила бабушка Димы Маши.
— Естественно, завещание, — внес ясность Алексей Борисович. — Мне, видите ли, там по всей даче придете блуждать, как в потемках. А вы все-таки с Положенцевым близко дружили. Наверняка знаете, где у него документ хранились.
— Во-первых, не знаю! — отрезала Анна Константиновна. — Меня подобные вещи не интересуют. А во-вторых, пока есть надежда, что Альберт Поликарпович жив вернется, я ни за что на свете не позволю себе копаться его вещах. И можете не тратить зря времени на уговоры.
Алексей Борисович попытался что-то возразить насчет «интересов расследования», когда раздались энергичные звонки в дверь. Димка кинулся открывать. На крыльце стояла весьма колоритная группа. Пыхтящий от быстрой ходьбы кругленький Павел Потапович, его худая и чопорная жена Евгения Францевна, а рядом с ней — невысокий, мужчина с блуждающим взглядом и длинными черными с проседью волосами. Изможденное лицо незнакомца нервно подергивалось. А глубоко посаженные глаза мрачно горели.
— Анна Константиновна! — едва увидев Димку, возопил почтенный Павел Потапович. — Сгочное дево!
И, отпихнув мальчика, он устремился в гостиную. Спутники последовали за ним.
Дима, ошалело моргая глазами, застыл возле входной двери. Затем бросился следом за Верещинскими и неизвестным мужчиной. В этот момент Маша выглянула из кухни.
— Что там такое? — удержала она за полу майки брата.
— Сам не знаю, — шепотом отозвался Димка. — Пойдем посмотрим.
Близнецы шмыгнули в гостиную и, пользуясь общим замешательством, спокойно себе уселись в уголке. Никто из взрослых даже не удостоил их взглядом.
— Анна Константиновна, догогая! — воскликнул Павел Потапович. — И догогой капитан! — перевел он взгляд на Шмелькова. — Вот! Познакомьтесь! — простер он руку к черноволосому мужчине. — Он точно знает, где наш бесценный Авьбегт Повикагпович!
— Откуда? — вскочил со стула Шмельков.
— Где он? — охватило волнение Анну Константиновну Отвечайте, с ним все в порядке?
Мужчина с большим недоверием посмотрел на нее, затем усиленно поскреб сразу двумя пятернями нечесаную шевелюру и только после этого медленно раскрыл рот для ответа. Но тут вмешался Павел Потапович:
— Поэвовьте пгед ставить вам нашего с Женечкой догогого дгуга! Чегняев Вовьдемаг Иакинфович!
— Слушай, Машка, — прошептал озадаченный Димка. — Он действительно Вовьдемаг или это Павел Потапович свои буквы "р" и "л" не выговаривает? Тогда, значит, он всё-таки Вольдемар Иакинфович Черняев.
— Отстань, — отвечала сестра. — Мне-то откуда знать.
— Вольдемар Иокинфович, — церемонно произнесла Евгения Францевна, — известный на всю Москву экстрасенс.
— Находит людей и предметы по фотографиям, — нещадно картавя, добавил Павел Потапович.
Далее почетный и действительный член почти всех академий мира, захлебываясь от собственных эмоций, поведал следующую историю. Месяц назад у его жены Евгении Францевны, пропала фамильная брошь, доставшаяся в наследство от матери. Евгения Францевна очень страдала от этой потери. Даже сын Тяпа, немедленно подаривший взамен бриллиантовое колье, не смог утешить горюющую мадам Верещинскую. Тут-то ее и познакомили с Вольдемаром Иокинфовичем Черняевым. Он прибыл к Верещинским на дачу, после чего потребовал фотографию пропавшей реликвии. Таковых нашлось великое множество. Разумеется, брошь была запечатлена не в одиночестве, а вместе с Евгенией Францевной. Но знаменитый экстрасенс сказал, что это не страшно.
— И что бы вы думави! — сказал в заключение Павел Потапович. — Бгошка нашвась. Оказавось, ее наша новая домработница свиснува.
— Павел Потапович! — строго взглянула на мужа Евгения Францевна. — Что за жаргон?
— Ах оставь, догогая, — досадливо отмахнулся почтенный Павел Потапович. — Уж как говогю, так буду говогить, не пгавда ви, Анна Константиновна? — игриво подмигнул он бабушке близнецов.
— Мой друг, вы сегодня крайне вульгарны, — поморщилась Евгения Францевна.