— Да, — согласился я, — сейчас в самом деле такая ерунда не играет роли. Это наши отцы были такие идиоты, что в угоду делу… Алёна, а по резюме тебе не отказывали?
— Нет.
— Тогда дело в личном контакте, — рассудил я, — что-то их не устраивало… гм… ты зубы чистишь?
Она огрызнулась:
— Я все чищу!.. И сидим далеко друг от друга через во-о-от такой стол, чтобы ему не могли предъявить иск о домогательствах с его стороны. И все снимается на видеокамеру. Нет, что-то в этом неправильное… От того, что я замечательная, мне почему-то не легче! Никто не видит, что я добросовестная, работать люблю, без вредных привычек, на мужчин не лезу, инициативная только в работе, и вообще работа мне интереснее развлечений!
Я пробормотал:
— Побеждает тот, кто умеет себя лучше подать.
— Вот-вот, — сказала она горько, — что делать, если я подать себя не умею?
— Свинство, конечно, — сказал я сочувствующе.
— Пока других вариантов нет, — ответила она горько. — Конечно, придумывают всякие тесты…
Я поинтересовался:
— Ты в них веришь?
Она скривилась:
— Не больше, чем ты. Но ничего лучше не придумано. Разве что собеседование, но и оно…
— Понятно… — сказал я. — Алёна, я тоже на этом обжигался. Честно! Там нужны стандартные ответы, а нам, с нестандартным да творческим мышлением, это гроб с музыкой. Так что надо больше рассчитывать на эти книжечки, где учат улыбаться да показывать коленки.
— А сиськи? — спросила она.
Я ответил в затруднении:
— Мир меняется очень быстро. В книжках только про колени.
— Ну вот, — сказала она обвиняюще, — не хочешь помочь!
— Не хочу, — признался я. — За эти пять лет к тебе привыкли и полюбили все, Алёнка. Давай переведем тебя в старшие, жалованье увеличим…
Она отмахнулась:
— Жалованье мне очень даже не помешает, но рост еще нужнее.
— Обеспечим, — сказал я клятвенно. — Мы фактически закончили наш долгострой!.. А это значит, будем стричь купоны, делить прибыль… если Корневицкий не кинет нас, как бросали другие, если смилостивится… будем раздавать слонов, награды и повышения по службе.
Она посмотрела на меня с подозрением:
— Правда?
— Клянусь!
— Гм, — сказала она, — вижу, что врешь, только не пойму, в каком месте.
— Жалованье увеличим прямо щас, — сказал я. — Работу тоже подберем сразу, чтобы даром хлеб не ела. Такую, чтоб по твоим плечам. Ты девочка крепкая…
— Поборемся? — предложила она мстительно.
— Только не сейчас, — испуганно сказал я, — когда ты в таком зверском настроении! Как-нибудь в постели, хорошо? Кто победит, тот и насилует.
— Вернемся к жалованью, — предложила она деловито. — И квартальную премию в размере месячного…
— Годовую, — поправил я. — А квартальную — в половинном размере. Соглашайся, пока я добрый.
Она пытливо посмотрела на меня, вздохнула:
— Хорошо. Но только потому, что надоело таскаться по собеседованиям.
— Договорились, — сказал я.
Тимур со своего места прислушивался с одобрительным видом, Алёна прижилась и понравилась почти всем, сказал жизнерадостно:
— Мудро, шеф. За одну битую двух небитых дают. К Алёне притерпелись, хоть она какая-то несовременная…
Алёна оглядела его с головы до ног, нахмурилась:
— Я?
— Ага, ты, — подтвердил он.
— В чем это я несовременная?
— Худая, — заявил он безапелляционно. — Сейчас поджарая блондинка с вот такой грудью уже вышла из моды. Даже вылетела, словно моряк из пивной, которого выставил молодой Брюс Уиллис. Людей с лишним весом много, а будет еще больше, так что моду создают они.
Роман сказал от своего стола:
— Не они, а производители одежды, продуктов и лекарств. Это им выгоднее толстые. Так что следующая мисс Вселенная прибавит еще пару килограммов…
— Пять, — сказал Тимур уверенно. — Ставлю на пять! Все ускоряется. Уже запустили рекламу, что лишний вес — это четыре складки, а не три. Но готовится переход и на пять. Лишним весом отныне будет считаться не пятнадцать килограммов сверх, а сразу тридцать. Зря еще лет пять тому подняли на щит Бриджит Джонс?.. Теперь главное не красота и пропорции, а…
— …синдром Клеопатры?
Они фехтовали эрудицией, я поспешно порылся в памяти, Клеопатра была низкорослой, безобразно толстой и кривоногой, но в нее влюблялись многие мужчины, в том числе Цезарь и красавчик Марк Антоний.
— За работу, — сказал я раздраженно, — черт, везде этот секс пролезает! Буду штрафовать всякого, кто на работе вспомнит о своей половой принадлежности!
— А чужой? — уточнил Тимур с любопытством.
— Тех в двойном размере!
Так хорошо и быстро решив проблему с трудоустройством Алёны, я бодро двинулся к своему кабинету, но по дороге затормозил у стола Василия Петровича. Вся столешница завалена рисунками, они же на стене по обе стороны монитора, а также сверху и вообще везде, где можно прикрепить отпринтерные листочки.
— Понятно, — сказал я медленно, — почему у вашего стола торчит народ… Еще бы…
— Нравятся? — спросил он довольно.
— Не то слово, — пробормотал я. — Это в самом деле нечто… В реале ничего подобного… А это вот из порно?
Он отмахнулся:
— Уже и не помню. Сейчас вся жизнь — порно. В инете даже искать не надо, такое вот выпрыгивает само! Нужно только использовать как заготовки. Ведь любая статуя — это кусок мрамора, от которого отсекли все лишнее?.. Надо же понять, чем привлекала народ худосочная и сутулая Нефертити или кривоногая толстушка Клеопатра?
Я покачал головой:
— Не слишком ли углубляетесь? Нужны всего лишь скины пары десятков, ну ладно, сотен женщин, которые юзеры смогут подстраивать под свой вкус.
Он горделиво выпрямился и неспешно погладил бороду и подкрутил усы. Седеть, как я понимаю, начал рано, а вот волосы сохранил густыми, хотя в зале среди наших молодых сотрудников всегда ярко блестят две-три лысины, а еще у десятка проплешины стыдливо прикрываются зачесываемыми сбоку волосами.
Такие обычно, чтобы хоть как-то реабилитироваться, отпускают бороды. Василий Петрович отпустил длинные волосы, уж и не знаю зачем, может быть, он из эпохи битлзов, тогда все были длинноволосыми, а борода — времен молодого Фиделя Кастро, тогда модно было отпускать бороды.