— Я не буду напоминать, — проговорил он медленно, — что пластическая хирургия восстанавливала лица после тяжких ранений… сейчас войны нет, автокатастроф тоже все меньше… Сейчас, да, это операции над здоровыми лицами и телами… Нужно ли? Вы правы, первыми к ней прибегают богатые стареющие дамы, намного реже — мужчины…
Я поморщился:
— Мужчины — вообще позор!
Он поклонился:
— Позвольте не согласиться. Вот премьер Италии Берлускони сделал себе подтяжку лица, липоксацию жира на животе и боках, убрал лишние отложения на бедрах… и в прочих проблемных местах. Зачем, если он и так премьер, а ценят его не за фигуру?.. Вы еще молоды и не понимаете, как сильно довлеют над человечеством законы «Так положено!» и «Так принято!».
— Ну-ну, — сказал я с интересом. — Как они переламываются в пластической хирургии? Впервые слышу.
Он пожал плечами:
— Очень просто. От человека моложавого мы ждем одного поведения, от сгорбленного старика — другого. Точнее, от старика мы уже ничего не ждем. Одних… зрелых, назовем их так, такое положение радует, наконец-то дождались безответственности, другие все еще чувствуют в себе силы и хотели бы поработать еще, но на них смотрят, как на чудаков и придурков. Ведь человек с лицом восьмидесятилетнего старика и мощными складками жира на животе и боках должен вести себя… соответственно. То есть ходить с палочкой, кряхтеть, жаловаться на молодежь и говорить, что раньше все было лучше. Так принято. Но если такому сделать лицо сорокалетнего мужчины, убрать лишний жир, он посмотрит в зеркало и скажет себе, что еще может жить и работать. И будет работать!.. Поверите ли, но это так. Внешность поджарого и моложавого нужна не только актерам. Мы продлеваем не только молодость… вы правы, это не так важно, мы продлеваем работоспособность! Люди дольше живут активно, если пройдут через нашу… вообще через руки пластического хирурга.
Я спросил с недоверием:
— Это вам так хочется? Или есть данные?
Он пожал плечами:
— Я в это верю. Хотя мне трудно будет доказать, что старый сгорбленный человек, который ходит с палочкой, будет работать столько же, сколько и крепкий поджарый.
— С палочкой? — переспросил я. — А при чем тут палочка? Операция по подтяжке лица не отменит палочку!
Он коротко усмехнулся:
— Да? Как раз по этому моменту у нас есть пара случаев. После подтяжки лица… да и не только его, двое наших пациентов отказались от уже привычных палочек. Решили, что с их резко помолодевшей внешностью с палочками уже неудобно… Перестали копаться в огороде, снова вышли на службу.
Я посмотрел на Тимура, тот за спиной хирурга делал мне отчаянные знаки. Я перевел взгляд на главного врача.
— Ну, я готов в это поверить. Да, благородная роль! Но как быть с тем, что половина всех операций у вас идет на вагине? И в анусе?
Он спокойно посмотрел мне в глаза. Мне кажется, смирился с тем, что клинику покупать не станем, и говорил то, что думает, не роняя достоинства:
— Хорошие девочки не должны проигрывать проституткам лишь потому, что по нравственным соображениям не решились на такую операцию.
Я сказал саркастически:
— Хорошие девочки должны уметь делать все то, что умеют плохие?
Он спросил:
— Вы думаете не так?
— Это вы покупаете мою фирму? — ответил я вопросом на вопрос.
Он криво усмехнулся:
— Простите, вы правы. Я все же полагаю, что раз они хорошие, то все должны уметь делать лучше плохих.
— Все? — переспросил я.
Он кивнул:
— Вы поняли верно.
Тимур бросал быстрые взгляды то на меня, то на него, не понимая возникшего напряжения, что-то помимо делового разговора, мы некоторое время смотрели с хирургом друг другу в глаза. Он не отводил взора, у него лицо человека, свято уверенного в своей правоте.
Я проговорил:
— Философия у вас… отважная. Да, отважная. Похоже, на этот раз лажанулся именно я. Не то чтоб уж такой дурак, просто не успеваю за временем. Отсталый! Действительно, если шансы плохих и хороших сравнять, то выигрывать будут хорошие… если только поймешь, кто плохой, а кто хороший.
Я велел финансовому директору подготовить необходимые документы и начать процесс покупки клиники, а сам ткнул пальцем в сенсорную пластину с пиктограммами. По мне, проще вот так, по старинке, чем делать сложные движения руками в воздухе или подавать команду голосом.
На экране возникла хорошенькая мордочка Агнессы.
— Да, Владимир Кириллович? — спросила она и тут же добавила просительно: — Мне зайти к вам?
— Нет, — ответил я. — Позови Алёну.
— Хорошо, — ответила она послушно, но, прежде чем экран отключился, я успел увидеть в ее глазах горькую обиду: ну почему Алёну, она же моложе этой Алёны, красивее и выполнит все-все даже самые дикие фантазии шефа!
Дверь распахнулась, Алёна вошла все той же размашистой походкой, ботинки как будто те самые, в которых впервые увидел, вот уж кто консервативный, я по сравнению так вообще панк недобитый.
— Садись, — сказал я и указал на кресло. — Разговор будет короткий, но серьезный и долгий.
Она с настороженностью опустилась на указанное место. С меня не сводила встревоженного взгляда, стараясь понять, как это короткий и долгий в одном флаконе.
— Что случилось, шеф?.. Ты такой серьезный…
— Дел все больше, — пожаловался я. — Помнишь мечты закончить игру, после чего закатиться на месяц куда-нить в тропики… И что? До сих пор едем.
Она бледно усмехнулась:
— У нас хоть работа интересная. А сколько народу гнет спину только ради заработка?
— Ты права, — вздохнул я. — Хочу предложить тебе другую работу… Нет-нет, не вскидывайся! Ты же знаешь, мы постоянно разрастаемся. И фирма наша уже ого-го, и прибыль начинаем вкладывать в разные то депозиты, то в пифы…
— А я при чем? — спросила она саркастически.
Я виновато развел руками:
— Я покупаю клинику. Ту самую, которую мне так старательно всобачивал Тимур.
Она кивнула:
— Да, я слышала.
— «Адонис», — сказал я зачем-то. — Наши соседи. Вроде бы по всем бумагам не самое худшее вложение денег. К тому же родственные души.
— В чем?
— Тоже на острие прогресса, — сказал я, — как и мы. И тоже занимаются хрен знает чем. На одну лечебную операцию делают пятьдесят косметических, но с тем же уровнем сложности…