Она судорожно вздохнула, пикнула что-то, но я не расслышал.
— Не дергайся, — сказал я отечески. — Нас же не смущают какие-то моменты из нашего стыдного прошлого времен детского садика? Даже младших классов школы!.. А те существа, которыми будем через двести или пятьсот лет, вообще посмотрят, как бабочки на гусениц! Что касается сингуляров… боюсь, вообще вряд ли будут смотреть на таких, как мы.
Она вздрогнула в моих объятиях.
— Страшно-то как…
— Это будет не сразу, — сказал я успокаивающе.
— Ну да, — протянула она. — Не успеешь оглянуться…
— Сейчас же успеваем?
— Это сейчас, — произнесла она с тяжелым вздохом. — А потом будем смотреть на тех друзей, кто не успел с нами одновременно, как на тупых и грязных обезьян… которыми и мы были совсем недавно. То есть вот сейчас.
Я обнял ее снова и баюкал в объятиях. Насчет обезьяны не оскорбление, человек — один из видов обезьяны, просто наиболее продвинутый, наиболее разумный и живущий в наиболее сложном обществе. А вся человеческая деятельность, как и культура, политика, религия, — это все есть и у обезьян, только в более примитивной форме.
Так что зачеловек не будет отличаться от человека, как человек от обезьяны, а будет отличаться, как человек… от муравья. Нет, от амебы. Потому что уже никаких первобытных инстинктов человек себе не оставит… Или оставит? Скорее всего, сперва оставит, но когда наделает себе массу эмоций высшего порядка, что ничего общего не имеют с человеческими, то наверняка отбросит «человеческое» уже не как устаревшее, а как слишком мелкое и ничтожное, недостойное зачеловека.
Гулько долго присматривался, как Тимур ведет дело, наконец пришел ко мне и начал мямлить, что и у него есть идея, но для реализации нужны большие бабки.
— Я дам, — прервал я. — Без всяких процентов.
Он пробормотал:
— Не знаю, когда сможем выйти на прибыль…
— Когда сможешь, — сказал я, — тогда и отдашь! Никаких сроков. Тарас, мы же друзья, столько лет вместе! Я тебе доверяю.
Он смотрел исподлобья, словно надеялся на другую реакцию. Я ждал с нетерпением, мне бы еще пару помощников разгребать завалы, что-то компьютеризация не успевает за нашими темпами роста.
— Знаешь, Володя, — проговорил он непривычно тонким голосом, чуть ли не дискантом, — давай без вокруг да около…
— Давай, — согласился я. — Только это ты вокруг да около.
— Я, — ответил он печально. — Знаешь…
— Знаю, — прервал я.
Он помялся, сказал иначе:
— Понимаешь…
— Понимаю, — снова прервал я.
Он виновато развел руками:
— Да знаю-знаю, что это хамство начинать фразу со слов «знаете ли…» или «понимаете ли», но все время слышу это по каналам для дебилов, вот и прилипло. Короче говоря, я, как и Тимур, жидковат в коленках. Идей много, но нет во мне твоей крутости.
Я изумился:
— Это я крут?
— Ты, — сказал он уверенно. — Ты вроде бы мягкий, никогда не повышаешь голос, но у тебя там стальная болванка внутри, обтянутая мягкой выделанной кожей! Потому и ведешь наш корабль недрогнувшей дланью. И команда тебя слушается.
Я смерил его удивленным взглядом.
— Что за сомнения? Ты сам вон какой! Тебя попробуй не послушаться!
Он криво усмехнулся одной половинкой рта:
— Я просто громадный и потому на первый взгляд грозный. Но меня женщины с лету раскусывают, а потом и мужчины… Внутри я, увы, трусливый зайчик. Подраться могу, с парашютом прыгаю, в боях без правил побеждал, но командовать не могу… Потому, чтобы не занимать твое время, уже вижу, каким зверем смотришь да на часы косишься, давай я подготовлю материал насчет полусамостоятельного отделения, как у тебя с Тимуром?
Я поинтересовался, глядя ему в глаза:
— То есть, когда все хорошо, то ты — король, а если что не так, то отвечать мне?
— Ага, — подтвердил он простодушно. — Ты же наш вождь?
Я откинулся на спинку кресла, Тарас смотрит в самом деле верно и преданно, как могучий воин на мудрого вождя, который научит, прикроет и спасет в трудную минуту.
— Правильно было бы, — сказал я медленно, — послать тебя… ты знаешь адрес, но мы в самом деле команда. Готовь, что ты задумал, а я приму решение. Но сразу говорю, ничего не обещаю!
Он просиял, словно сквозь темные тучи прорвалось яркое солнце и осветило его лицо, таким мощным рывком вскочил со стула, что почти подпрыгнул.
— Шеф, мы все на тебя рассчитываем!
Из-за того, что мы блеснули с «Виртуальной Москвой», как-то само собой сложилось мнение, что мы в группе лидеров по производству откровенных развлечений. Потому и клинику пластической хирургии взяли уже без внутреннего протеста, хотя раньше с негодованием отвергли бы такое предложение, дескать, Сэлинджера читаем, а вы нам предлагаете письки модифицировать, как вам не стыдно!
Гулько задумал тюнинг кукол для секса поставить на поток. Большинство покупателей, конечно, вполне довольны и теми, что приобретают в магазине, это как с автомобилями, но энтузиасты переделывают под свой вкус, добавляют проги, а то и заменяют некоторые части. Подстройка кукол под индивидуальные вкусы обходится подороже, чем тюнинг «жигулей» под «мерс», но желающих хватает, чтобы Гулько додумался объединить таких специалистов под одной крышей.
— Цены снизим, — уверял он, — зато поставим на поток, вырастут заработки!
Я смотрел довольно скептически, но клиника пластической хирургии обещает всего за пару лет окупить отданные за нее деньги плюс модернизацию, дальше пойдет чистая прибыль, отделение Тимура уже ее приносит, а Тарасу денег на помещение и оборудование нужно даже меньше, чем на клинику.
— Хорошо, — сказал я. — Готовь смету. Посмотрим, что за чудовищ натворишь.
— Владимир, — обиделся Гулько, — ты ж мои вкусы знаешь!
— Так то твои, — сказал я.
Я как в воду смотрел: первыми серьезными заказчиками стали как раз садомазохисты. Для них пришлось готовить специализированные наборы для истязания бедных кукол, потом Гулько приобрел сложную и дорогую аппаратуру, с помощью которой приглашенные серьезные актеры записывали жуткие крики боли и страха.
В кукол впрыскивали под кожу эмульсию красного цвета, имитирующую кровь, она выбрызгивается особенно эффектно, когда тело рассекает кнут или удар ножа. При этом кукла издает такие крики, что и сам маркиз де Сад поседел бы, слушая отчаянные вопли, а Дракула улетел бы на край света и больше не показывался в родные края.