Вскоре чуткий нос Ничмоглота вывел их к пещере в овраге. Оттуда слышалось довольное
сопение и громкое чавканье.
7 - 1064
Картина ясная, - прошептала Татаноча. - Добыл где-то кофий и наслаждается.
А мы его сейчас тепленького и стреножим, - Луша довольно потерла руки.
Окружаем, - скомандовала Татаноча.
Они обступили вход в пещеру. Чавканье сменилось бормотанием. Наслаждаясь вернувшимся поэтическим даром, Козлавр сочинял рифмы и заголовки для будущих стихов.
Татаноча наколдовала сеть. Натафталина критически потеребила ее пальцами.
Только бы выдеряАала.
Выдержит, выдержит, - заверила старшая сестра. - Он за утро наверняка силу подрастерял. Натягивайте и крепче держите.
Темные исполнили ее приказ.
Теперь, Ничмоглот, позови его, - отдала новое распоряжение старшая ведьма.
Козла-аврик, - подобострастно протянул леший. - Выходи, будь ласков. Уж так я по тебе соскучился.
В берлоге прекратили бормотать и заворочались. Ничмоглот решился подойти поближе, чтобы позвать поэта-сатирика еще раз, однако не успел он еще рта раскрыть, как из пещеры, свирепо рыча и распространяя запах серы и кофе, вылетел Козлавр. Сестры-ведьмы и обе бабы-яги разом подняли сеть. Козлавр влетел в нее и вырвал ее у них из рук. На этом его успехи закончились, ибо сеть немедленно принялась его опутывать, захватив ни в чем не повинного лешего. Оба забились, пытаясь освободиться, однако с каждым новым движением лишь запутывались еще сильнее. Козлавр яростно рычал. Леший истошно вопил, призывая на помощь Ядвигу. Но обе бабы-яги и сестры-ведьмы лишь растерянно взирали на происходящее, не зная с чего начать. Уберешь волшебную сеть, Козлавр сбежит. А не уберешь - Ничмоглота задушить можно.
Леший и впрямь уже пребывал в ситуации, близкой к критической. Озверевший Козлавр бился в сети как загнанная дичь, поэтому жизнь и судьба Ничмоглота его беспокоили мало. Несчастного лешего то копытами поддевали, то боками прижимали и, наконец, изможденный битвой с сетью Козлавр, решив немного передохнуть, сел на него.
Ядочка! Ядочка! - сдавленным голосом позвал Ничмоглот Берендеевич. - Спасай скорей, пока жив, иначе тебе в одиночестве век коротать придется.
Ядвига Янусовна, прихрамывая, засуетилась вокруг отдыхающего Козлавра.
А ну, отпусти его, скотина проклятая!
За скотину ответишь! - в бешенстве прорычал Козлавр и попытался в очередной раз разорвать сеть.
Ничмоглот, охая и потирая бока, поднялся на ноги.
Вытащите меня скорее отсюда! - в панике заголосил леший. - Если он еще своей задницей на меня сядет, я больше не вынесу.
Татаночу вдруг осенило. Сеть-то можно не убирать. Достаточно наколдовать в ней дырку возле самого Ничмоглота. Он маленький и в нее выскочит, а Козлавру не пролезть.
Задумано - сделано. В следующий миг Ничмоглот Берендеевич пулей выскочил из плена, а Козлавр остался в нем, яростно рыча и обвиняя всех присутствующих в вероломстве.
Не Козлавр, а козел далматинский! - мстительно захохотал леший.
Поэт-сатирик насторожился.
Почему это далматинский? - вращая красными от гнева глазами, спросил он.
А ты сам на себя погляди!
Чувствуя себя сейчас в безопасности, Ничмоглот Берендеевич брал реванш за ночной укус и недавнюю потасовку, едва не стоившую ему жизни.
Только тут все заметили: все еще черная шерсть Козлавра пошла белыми пятнами, и расцветкой он начал напоминать пса-далматина, но наоборот - не черные пятна по белому полю, а белые по черному.
Темные следом за лешим принялись хохотать, но Татаноча вдруг осеклась.
Прекратить! - воскликнула она. - Хватайте его и скорей волоките в избушку. Иначе он весь побелеет.
Не успели, однако, его схватить и поволочь, как из леса выскочила кузина лешего Кима.
Что за крики, что за шум? - недовольно проворчала она. - Весь лес на ушах стоит. Аж в болоте слышно.
Кима, - жалобно произнес Ничмоглот Берендеевич. - Я тут чуть жизни не лишился. Едва не затоптал, супостат проклятый, - указал он на Козлавра.
Ох, бедный кузен, - запричитала Кима, закатывая глазки и причмокивая вывороченными губами. - Совсем тебя тут замучили. Пойдем ко мне в гости, родимый. Душой отдохнешь-оттаешь. Пирожков тебе с козявками спекла, насто- ечки твоей любимой наготовила.
И то дело, - Ничмоглот Берендеевич подхватил кузину под руку.
Эй, - заступила ему дорогу Тата. - Далеко ли собрался? Забыл разве, какая важная ночь предстоит.
Так к ночи и прибуду. Мое слово - закон. Нервами отдохну и вернусь, - заверил леший.
И не успели бабы-яги и ведьмы ничего возразить, как Кима и Глоша уже скрылись в чаще леса.
Вот так, - ревниво проворчала Ядвига. - Работать надо, а он развлекается.
Мужики они все одинаковые, - с сочувствием подхватила Ягуля. - Мой покойник-леший точно такой же был. Все самое тяжелое на своих плечах волокла.
Хватит лирики, - шикнула Тата и, с беспокойством глядя на Козлавра, добавила: - А он все белеет и белеет.
Черного и впрямь у поэта-сатирика становилось все меньше, зато белые пятна увеличивались, явно угрожая завоевать все пространство на его теле.
Сестрички, он кофий жует, вот и причина, - догадалась Луша. - А ну плюй, быстро плюй.
И она с силой ткнула поэта-сатирика острым кулачком в бок. Тот от неожиданности ойкнул и плюнул прямо в Татаночу. Она негодующе взвизгнула:
Жаль, ты нам еще нужен сегодня. Иначе бы я тебе показала.
Поэту ведьмы не страшны, Слабы пред гением они! - нагло заявил Козлавр.
Твое счастье, что ты нам нужен, - заскрипела зубами Тата.
И, кстати, рифма никудышная, - подхватила Ната. - Совсем исхалтурился ты, братец. Никак на гения не тянешь.
Козлавр приготовился к очередной гневной тираде, но ведьмы успели заткнуть ему рот какой- то тряпкой и, привязав сеть к метле, велели ей оттранспортировать поэта-сатирика прямиком в избушку на курьих ножках.
Там ведьмы немедленно связали его и, освободив от сети, намазали остатками черной жижи. Торс и руки снова исчезли, и поэт-сатирик опять невыносимо завонял серой.
Успели сохранить, - с облегчением выдохнула Татаноча.
Теперь у нас все получится, - сказала Ягуля.
Если, конечно, твои вяленые мыши опять что-нибудь не натворят, - заметила Татаноча. - Кстати, та мышь-то не возвращалась?
Ягуля растерянно развела руками.
Сама ничего не понимаю. По всем подсчетам давно должна была быть здесь.
Значит, подсчеты у тебя неправильные, - с осуждением проговорила Ната.