— Эй! Здесь еще одна дверь, — достиг первым нижней площадки Олег.
Вторая дверь оказалась незапертой. отворив ее, ребята попали в просторное помещение.
— Похоже на винный подвал! — первой воскликнула Таня. — Таких в старину много было.
— И какой темный! — подхватила
— А чего это тут навалено? — сделав еще шаг вперед, споткнулся Женька.
— Вот черт! — исчез вдруг из вида Тема. Послышались треск, шум, затем сдавленные крики Темыча.
— Где ты? — шарил лучом фонаря по подвалу Олег.
— Говорил же: не надо сюда сегодня, — продолжал трещать, шуршать и возиться Темыч. — Я тут в чем-то застрял. А на мне сидит кто-то.
Наконец Олег направил луч света в нужную сторону. Выяснилось, что тот барахтается среди груды самых разнообразных вещей. Правая его нога застряла в изящном изгибе старого венского стула. Руки опутала волейбольная сетка. А поперек неширокой спины Темы лежал портновский манекен. Тема бился среди всего этого великолепия, но вылезти не мог.
— Ты лучше замри и не дергайся, — посоветовал Женька. — Еще немного, и ты вообще даже с нашей помощью не распутаешься.
Тема замер и со страдальческим видом смотрел, как к нему пробираются Таня и Олег.
— Рыбочка наша попалась, — прыснула Катя.
Тема от возмущения дернулся. Волейбольная сетка еще сильней опутала ему руки.
— Говорил же тебе, лежи спокойно! — разозлился Женька. — Теперь нам с тобой целый час возиться!
Пока Олег с Таней вынимали Темину ногу из спинки венского стула, Женька стащил у друга со спины манекен, а Катя возилась с сеткой.
— Все. Можешь вставать, — наконец сказала она.
Темыч, кряхтя, поднялся. Теперь, когда проблема с ним была решена, друзья наконец огляделись. Подвал действительно был большой. Он занимал чуть ли не половину площади дома. Но, самое главное, он был, насколько хватало глаз, забит всякой всячиной. Олег направлял фонарик в разные стороны. Луч его выхватил из темноты какие-то старые комоды. Велосипедную раму. Швейную машинку. Вешалки. Кучу тряпья. Что-то похожее на верстак. Люстру. Ветвистые оленьи рога. Большую деревянную бочку. Ящики. Керосинки разнообразных форм. И еще множество всякой всячины.
— Ну-ка, туда посвети, — велел Женька Олегу. Нагнувшись, он выхватил из кучи вещей керосиновую лампу.
— Видишь? — поднес Женька к самому носу Олега находку. — Старинная. Тут штамп с двуглавым орлом.
— Да, — разглядел Олег. — По крайней мере начало нашего века.
— Ух ты! — загорелись глаза у Темы, которому всегда нравились старинные вещи.
Он принялся рыться в одном из ящиков. Старания его были вскоре вознаграждены. Издав торжествующий клич, он извлек на свет длинный сюртук черного цвета.
— Это еще стариннее лампы, — с гордым видом приблизился он с сюртуком в руках к Олегу. — Ну-ка, свети лучше. Сейчас посмотрим.
Сюртук от заношенности лоснился, как зеркало. Рукава были продраны. Зато на подкладке Тема нашел ярлык, на котором было написано: «Петровъ. Англшскш портной въ Москва».
— Видите! — провел с уважением пальцем по шелковому ярлыку Тема. — Какой-нибудь музей моды за такую редкую вещь тысячу долларов даст. А может быть, даже гораздо больше.
— Думаю, все-таки тысячу не дадут, — с сомнением покачал головой Женька. — Состояние вещи слишком плохое. Во-первых, дыр много.
— А ты хоть соображаешь, сколько он тут пролежал? — обиделся за свою находку Тема. — Статуи древнегреческие, к твоему сведению, тоже обычно обколотые. У одной рук не хватает. У другой — носа. А, между прочим, их во всем мире на вес золота ценят.
— То статуи, — не убедило такое сравнение Женьку. — Из них вся наша культура произошла. А сюртук этот — просто старье, — презрительно сморщился он.
— Это еще разобраться надо, — продолжал отстаивать свою точку зрения Темыч. — Вдруг этот английский Петров из Москвы был знаменитым дореволюционным законодателем мод.
— И сюртук, который сейчас нашелся, сшил для кого-то в единственном экземпляре, — подхватила Катя.
— Вот именно, — очень обрадовала ее поддержка Тему. — Кстати, там, в ящике, еще разной другой одежды полно, — добавил он. — Надо как следует посмотреть.
— Лучше идите сюда, — двинулся в глубь подвала Олег.
Пройдя шагов десять, друзья набрели на пыльные связки газет и журналов.
— Ну-ка, — распатронил одну из связок Женька.
Дореволюционная «Нива» за несколько лет. А вперемешку с ней «Огоньки» тридцатых и пятидесятых годов, старые номера «Работницы» и «Вечерки».
— Я это домой посмотреть возьму, — сунул в сумку с учебниками толстый том «Нивы» за 1910 год Женька. — Там полно всего интересного. Даже про старинные самолеты есть.
— Ой, а тут моды! — листала «Работницу» Катя. — Уродство какое! Представляете? Этот журнал — ровесник моей бабушки. 1930-й год издания.
И она тоже сунула журнал в сумку.
— Письма какие-то, — залезла в коробку из-под ботинок Таня. — Тоже старые. И открытки есть, — вытащив одно из писем, пыталась разобрать текст она. — Дата стоит: тысяча девятьсот сороковой год. Только почерк уж очень трудный. В такой темноте невозможно читать.
— Вот их-то домой надо в первую очередь унести, — сказал Олег. — Письма — такая вещь. В них многое может открыться. Особенно в старых.
Услыхав это, Таня аккуратно начала складывать письма в пластиковый пакет.
— У меня они все не влезут, а оставлять жалко, — минуту спустя жалобно проговорила она.
— Давай я возьму половину, — вызвался тут же Олег. — Ты свою часть прочитаешь, а я — свою. Потом поделимся впечатлениями.
— Хотелось бы мне понять, кто тут ценностей столько оставил? — изрек задумчиво Тема. — На целый антикварный магазин хватит.
— Ты это серьезно? — спросил Олег.
— Он еще спрашивает! — вышел из себя Тема. — Это же настоящая старина!
— Настоящая! — покосилась ехидно на него Катя. — Бочка, например, эта. Или газеты «Вечерняя Москва». А вон там еще, — ткнула она пальцем в угол, — старый веник валяется. Великолепная вещь для антикварного магазина!
Все, кроме Темы, расхохотались.
— Магазин по продаже антикварных веников! — веселился Женька. — У Те-мыча с детства идеи были бредовые.
— Вообще, Темыч, ты в чем-то прав, — уже на полном серьезе проговорил Олег. — Для любителей старины тут может много интересного отыскаться. Но, конечно, это никакой не склад, а кладовка. Видимо, жильцы этого дома в нее раньше стаскивали ненужные вещи. Вроде бы бросить жалко, а в квартире мешается. Ну, а когда расселили дом, о кладовке никто не вспомнил.
— Значит, все вещи тут вроде бы как ничьи? — загорелись глаза у Темы.