Взгляды присутствующих посерьезнели, все смотрели поверх головы Ратши в сторону входа. Там на пороге стоял немолодой уже человек в голубой одежде с цветами и знаками дома князя Бруна, Иггельд видел его мельком, когда их вели по княжеским палатам, запомнил только потому, что все привык запоминать, иначе бы не выжил, и сейчас сразу узнал, поднялся, устремив на него взор. Человек кивнул, поклонился издали.
Ратша оглянулся, спросил сиплым голосом:
– Чего тебе?
– Князь просит к нему, – ответил посланец ровным бесцветным голосом вышколенного слуги. – Нет, не вас. Только доблестного Иггельда.
Просит, мелькнуло ошеломленное в голове Иггельда, не велит. Чересчур высоко, даже страшновато. Он поднялся, чувствуя, как заныло под ложечкой в предчувствии неприятностей…
– В полевой стан? – спросил он.
– Нет, – ответил посланец и снова поклонился. – Князь все еще во дворце.
– Я переоденусь…
– Князю это неважно, – сказал посланец мягко, но с настойчивостью в голосе. – Вы не голый, уже хорошо.
Ратша хлопнул Иггельда по спине.
– Иди! Краше тебя нет воина во всем куявском войске! Какие еще переодевания? Сдурел?
Иггельд поежился, а Ратша проводил его долгим взглядом и подумал, что в самом деле этот молодой повелитель драконов блистает суровой мужской красотой, ростом и могучей статью. Да и одет добротно и с достоинством, тонкий стан перетягивает удивительно узкий поясок, а меч, подаренный гномами, держится на широкой перевязи из шкуры горного льва. Рукоять меча мрачно отсвечивает множеством рубинов зловещего оттенка, с таким не стыдно входить во дворец, никто не сочтет нищим.
Еще он заметил, что когда Иггельд поднялся из-за стола, на него поневоле подняли глаза все в корчме, а девушка-служанка покраснела как маков цвет и порывисто вздохнула. Бедолага, подумал Ратша сочувствующе. Пока что у него в голове одни драконы, но когда-то придет тот миг, когда священная дурь ударит в сердце, подчинит голову, душу и все мысли. Когда-то… Хорошо бы, чтоб еще не сегодня.
* * *
Посланец проводил Иггельда через все залы, на них посматривали с живейшим интересом, Иггельд чувствовал на себе любопытные взгляды, слышал, как шепотом произносят его имя. Таких, кто пользовался его услугами, мало в этом доме, но по всей Куявии слышали дивные рассказы о человеке, за которым огромный дракон бегает, как преданный щенок, и теперь Иггельд даже видел, как украдкой указывают пальцами, хихикают, что-то пересказывают скороговоркой.
У дверей личных покоев князя посланец остановился, прислушался, постучал, снова прислушался. Ответа Иггельд не уловил, но посланец распахнул двери и отступил. Когда Иггельд сделал шаг, двери за его спиной неслышно закрылись, они с князем остались одни.
Брун стоял у стола, опершись обеими руками в столешницу, и разглядывал карту, словно Иггельд отлучался на минуту. На скрип двери поднял голову, Иггельд заметил с горячим сочувствием, насколько осунулся Брун за эти два дня, словно не пил и не ел или же его терзала тяжелая болезнь. Только складки у твердых губ стали глубже, резче, а глаза смотрели все так же остро, пронизывающе.
– А, повелитель драконов, – сказал он усталым голосом. – Ты быстр, как и твои драконы… Как ты?
– Готов на любое деяние, – твердо сказал Иггельд. – Только прикажи, княже!
– Да, пришло время приказывать… – ответил князь в задумчивости и, как показалось Иггельду, в некотором колебании. – Страшное время приблизилось, вот оно перед нами… Ты готов к испытаниям?
По телу Иггельда прошла сладкая дрожь. Он сказал с чувством:
– Проверь меня, княже!
– Ты уверен, что если будет достаточно средств, – спросил Брун, – то сумеешь подготовить десяток боевых драконов?
– Что десяток, – ответил Иггельд горячо, – я смог бы и полсотни, но не теперь, сейчас у меня в Долине только семеро боевых драконов. Были бы люди, еда, деньги – будут и драконы!
– Все это будет, – прервал князь. Брови его все еще сшибались на переносице, глаза не то чтобы отводил от Иггельда, но как будто старался с ним не встречаться взглядом. – Моей волей сегодня же туда начнут переправлять все необходимое. А людей сам отбери! Сколько назначишь им платы, столько и будет. Я тебе верю.
Иггельд прошептал растроганно, в глазах защипало:
– Спасибо, княже…
– Не за что.
– Ты сделал с легкостью то, хотя я и не просил, в чем другие отказывали напрочь!
Князь отмахнулся.
– Не о себе радеем, а токмо о пользе для отечества. Но и с тебя спрос теперь поболе, чем с простого смотрителя драконов, понял?
– Конечно, – ответил Иггельд быстро, – но дерзну сказать, что я давно готов. Я знаю и умею больше, чем многие из тех, кто состарился с драконами. Мне такое говорить неловко, но дело пострадает, если я буду умалять свое умение…
– Знаю, знаю, – перебил князь нетерпеливо. – С тобой сколько человек?
– Здесь со мной только один. – Иггельд чуть удивился таким поворотом разговора, добавил: – Правда, над нами парит мой дракон, а он в бою стоит многих сильнейших воинов. Еще там, в моей Долине, я, помимо простых латников, могу выставить и двенадцать горных великанов. Они крепкие, как скалы! Каждый в бою стоит сорока воинов.
– Это хорошо, – ответил князь. – Сейчас настала тяжкая година… Уже говорил? Просто у меня из ума это не идет, а с души не спадает камень Сейчас мне до зарезу нужен каждый верный человек. Будешь мне верен, получишь не только вотчину в Светлолесье, но и все междугорье в полное владение!
Иггельд возразил горячо:
– Да разве я за вотчину…
Князь остановил его нетерпеливым движением руки:
– Погоди, ты прям как артанин: гордость из тебя фонтанит! Я не сомневаюсь в твоей верности Куявии. Но этого сейчас мало. Когда такой разброд и шатания, то под верностью можно понимать что угодно. Я хочу, чтобы ты был верен мне, лично мне! Понимаешь? Верность – это не слепая вера и преданность, а вера в то, что я все делаю правильно. И потому идешь со мной. В огонь и в воду, но ведь и я сам иду в огонь и воду, а не посылаю других впереди себя!
– Понимаю, княже…
Князь сказал отрывисто:
– Я прожил немало, умею видеть людей! Ты не только силен, но в тебе есть умение руководить, создавать, вести за собой. Ты из голой заброшенной долины высоко в горах сделал Долину цветущей жизни, а что ты сделаешь, когда станешь правителем большого края?
Иггельд молчал, чувства теснились в груди, едва не взламывали изнутри. Когда он станет правителем целого края, не будет зависеть от поставок еды и денег, велит посылать в горы столько, сколько сам сочтет нужным. Под его властью будет огромный цветущий и богатый край внизу, у подножия гор, и в то же время останется под его теперь уже могучей рукой ставшая родной Долина Грез…