* * *
Обнаженные до пояса, как артанские воины, крепкоплечие работники ворочали тяжелые глыбы, отделяя от массивных плит, где просверливали дырки, вбивали туда колья, а потом поливали водой. Разбухнув, те начинали ломать камень, по ночам со стороны пещер доносился сухой треск, словно невидимые пастухи стегали длинными бичами.
На постройке новой стены работало народу едва ли не больше, чем проживало в самой Долине Иггельда. На постройку он призвал людей из Города Драконов, благо там каменотесам делать нечего, а денег за эти годы накопил немало. Он все разом выложил перед работниками, умоляя выстроить вторую стену как можно быстрее, выше и потолще. Ее начали ставить вплотную к старой, но если та шириной в два локтя, то теперь выкладывали такой толщины, чтобы поверху могли ходить вчетвером.
Даже Иггельд засомневался, нужна ли такая, но старейшина каменотесов заверил, что за такие деньги надо как раз так, это по деньгам, они люди честные, наживаться на простодырости не хотят, а то потом заказов бог не даст, накажет.
Стена росла быстро, камень ломали рядом, безработных каменотесов и дикарщиков в нижнем городе набралось много, работали с азартом, им вовремя подвозили еду и питье, и вскоре догнали старую стену, пришлось одеться потеплее, так как холодный ветер пронизывал до мозга костей. Зато работали быстрее, злее, даже ночью у стены везде жарко полыхала смола в бочках, наверх поднимали на канатах блоки, бадьи со скрепляющим раствором.
Часто приходил Ратша, похваливал, дивился, но по его нетерпению Иггельд видел, что старому воину вся эта затея кажется хоть и нужной, но все-таки чрезмерной. Можно было, по его мнению, и не такую высокую, и не такую толстую, и вообще тут все сделают без нас, а мы, Иггельд, воины, нам лучше на Черныша и в поле шугать обнаглевших артан…
Иггельд поморщился.
– Ратша, – сказал он с неловкостью, – это ты – воин, а я – наездник драконов. Даже не наездник, а… даже не знаю, кто. Я хочу их выращивать, заниматься ими. Хочу, чтобы люди их не боялись. Хочу и драконов научить, чтобы людей не пугали. А ты хочешь, чтобы я носился на своем замечательном зайчике и бил по головам каких-то артан?
– Это лучше, чем здесь колупаться!
– Лучше, но если будем делать только то, что лучше, кто сделает нужное? Я здесь уже несколько дней, но даже с Яськой не успел словом перекинуться. Кстати, где она? И все потому, что занимаюсь тем…
– Что делаешь то, что должны делать другие, – закончил Ратша.
– Вот-вот! А что делать?
– Да просто прикажи, – прорычал Ратша в веселом гневе. – Заставь!.. Ты же принял на себя бразды. Вот и бразди, не стесняйся. А сам – на Черныше по небу… при мне, конечно. Оттуда и бразди. Ты хоть знаешь, что артане уже давно в Куябе? Ах, слыхивал…
– Знаю, – огрызнулся Иггельд. – И про башни колдунов уже знаю. Но все равно… я не воин!
– При нашествии врага, – сказал Ратша веско, – всякий становится воином.
– Я и становлюсь, – сказал Иггельд, оправдываясь, – но по-своему. Я возвожу стену, чтобы защитить драконов. Артане все равно придут! Это не куявы, которые идут только за выгодой, Беловолос, Чудин и другие как раз этого и не понимают! Артане придут, потому что им так велели их артанские боги. А я не дам истребить драконов, тем самым я разгневаю даже богов Артании! Так не больше ли это, чем мы с тобой еще перебьем сотню-другую артан?
– Все-таки на сотню-другую у артан будет воинов меньше.
Иггельд отмахнулся.
– Им вдогонку мчатся новые отряды из тех, кто получил право брать в руки оружие. Убьем сотню-другую, прискачет пара тысяч! Артане жизнью не дорожат, Ратша. Нет, поражение им можно нанести по-другому…
– Как? – спросил Ратша жадно.
Он смотрел требовательно, Иггельду стало неловко. Во взгляде воина в самом деле вера, что Иггельд вот прямо сейчас скажет, как спасти Куявию, а Артанию растоптать в пыль.
– Не знаю, – ответил он убито.
В бездонном небе прямо из жгучей синевы начинали возникать облака, разрастались, громоздились дивными башнями. Не превращаясь в темные грозовые тучи, обрушивали крупный золотой дождь. Солнце заливало мир сверкающим оранжевым светом, капли просвечивали на солнце, как драгоценные жемчужины, ударяли в землю с такой силой, что навстречу рассерженно прыгали фонтанчики пыли.
Кони сразу оказывались по брюхо в грязи, словно шли через болото, но дождь прекращался моментально, грязь становилась коркой, а мелкие лужи на глазах выкипали, возгоняясь к небу жарким паром, чтобы снова вот так внезапным ливнем…
Равнину, ровную, как столешница, покрытая зеленой скатертью, часто пятнали зеленые и очень густые рощи, небольшие, но с такими огромными деревьями, что Блестка всякий раз высовывала голову, дивилась, а если в тот день ехала не в повозке, а неслась в седле, то сворачивала и, подъехав ближе, дивилась деревьям-великанам.
– У них очень хорошая земля, – сказал за спиной Радило.
– Только сами бездельники, – добавил голос Ветра.
А чего же они тогда богаче нас, хотела спросить Блестка, но удержалась, а Радило, будто отвечая на ее невысказанный вопрос, сказал насмешливо:
– Но зато какое жулье! Потому и богатеют, что всегда обжуливают артан, славов, вантийцев…
Оба не отходили от Блестки ни на шаг, так наказал Придон, а весь отряд из сотни сильнейших воинов все время в полном вооружении ехал, держа повозку в середине. Повозку тянут четверо могучих молодых волов, и хотя они явно сильнейшие и самые быстрые в Куявии, Придон других не даст, но Блестка извелась, озверела, злилась, верхом на коне уже давно бы вихрем пронеслась в Артанию, расчмокала бы детей Горицвета, обнялась бы с Ютланом…
На двадцатый день с ходу перешли пограничную реку. От летнего зноя иссохла так, что даже в самых глубоких местах вода не доходит до середины колес. Привал устроили на том берегу, уже Артания, кони долго и жадно пили воду, их купали тоже долго и старательно.
Блестка выбрала заросли, разделась и всласть поплескалась, помылась, остро жалея, что негде поплавать. Все это время слышала конский топот со всех сторон: охрана красиво носилась во псе стороны, оберегая ее не только от каких-то неведомых разбойников, но даже, казалось, от мух и слегшей.
Выбравшись, она заявила сердито:
– Вот что, Ральсвик!.. Это уже не смешно. Я понимаю, Придон потерял старшего брата, теперь дует уже и на воду… но ты-то понимаешь, что это глупо?
Ральсвик красиво соскочил с коня, крупный, широкогрудый, с улыбкой такой же широкой, если не шире, чем его широченные плечи.
– Блестка… – сказал он виновато, – Придон приказал.