— Да школа как школа, — Иван пододвинул к себе тарелку котлет с жареной картошкой.
— Тебя там никто не обижал? — пристально посмотрела на него бабушка.
— Ну, ба-а! — обозлился Иван. — Мне чего, пять лет?
— Да лет-то тебе не пять, а гораздо хуже, — вздохнула бабушка. — А время теперь какое? Неспокойное. Сложное. И люди пошли такие…
— Нормальные люди пошли! — Иван торопливо запихивал в рот куски котлеты. — И у меня все нормально.
— Ваня, не ешь так быстро. Это вредно, — заботливо проговорила бабушка.
— Для чего вредно? — внук отправил в рот новую порцию.
— Для желудка, — пояснила бабушка. — Ты там с ребятами-то какими-нибудь познакомился?
— Познакомился, — скороговоркой изрек мальчик. — С целым классом. Все, ба, — он отодвинул от себя пустую тарелку. — Спасибо. Очень вкусно.
Выскочив из-за стола, он кинулся в ещё пахнущий краской после недавнего ремонта коридор и начал торопливо зашнуровывать кроссовки.
— Куда ты? Куда так несешься? — вышла из кухни бабушка. — Расскажи сперва по порядку.
— Ба, да я уже все рассказал.
— Уже-е, — разочарованно протянула пожилая женщина. — Разве так нужно рассказывать о новой школе?
С самого утра Генриетта Густавовна сидела дома одна, и это ей порядком наскучило. А потому она не могла дождаться, когда внук вернется из школы и поделится какими-нибудь новостями. На его месте она, оказавшись в новой школе, уж наверняка поведала бы своим уже ныне давно покойным родителям множество животрепещущих подробностей. А вот Ваня… Ну ничего от него никогда не добьешься. Слова путного не вытянешь. Нормально, спасибо, до свидания, и точка. И отец у Ивана точно такой же.
Внук справился со шнурками.
— Ба! Я к другу. Вернусь в восемь.
— Погоди, погоди, — встала на его пути к двери Генриетта Густавовна. — К какому другу?
— К Паше. Из двадцать шестого дома, — словно о чем-то само собой разумеющемся, объявил он.
— К какому ещё Паше? Когда ты успел с ним как следует познакомиться?
— В школе, — Иван по-прежнему оставался немногословен.
— Продиктуй мне его телефон, — потребовала бабушка.
— Тебе телефон его без пользы, — заартачился внук. — Мы во дворе гулять будем.
— Все равно продиктуй, — не сдалась Генриетта Густавовна.
Потеряв на мгновение бдительность, она подошла к столику с телефоном, чтобы взять записную книжку и ручку. Иван своего шанса не упустил. Мигом отворив дверь, он припустился вниз по лестнице.
— Телефон… — простонала бабушка. Затем, с безнадежным видом махнув рукой, захлопнула дверь.
Когда Иван явился к Луне, тот мыл на кухне посуду.
— Вот прямо сейчас и пойдем, — вытерев руки, он побежал надевать ботинки.
— Фу, еле от бабки сбег, — пожаловался Иван.
— Выходит, Герасим как в воду глядел? Проблемы со старшим поколением все же возникли? — усмехнулся Павел.
— Да нет, — пояснил Иван. — Просто бабке поговорить хотелось, ну и… сам понимаешь.
— Понимаю, — кивнул Луна. — Ладно. Пошли.
Они спустились во двор. На детской площадке сидели две бабушки и одна молодая мама с коляской.
— Вовремя мы пришли, — тихо произнес Иван. — По-моему, скоро тут ни одной свободной лавочки не останется.
Они уселись на ту, что стояла под сенью дерева. С неё подъезд Луны был виден как ладони. Правда, далековато. Но зато и их никто ни в чем не заподозрит.
Ребята какое-то время молча наблюдали. Но возле подъезда никто не показывался. И из него тоже никто не выходил.
— Что-то глухо, — наконец разочарованно произнес Иван.
— А ты думал, вот так, сразу? — с иронией спросил Луна. — Не успеем мы явиться, и сразу возникнет что-нибудь интересное.
— Ну, так я, конечно, не думал, — Иван немного смутился.
— Приготовься к тому, что мы вообще сегодня уйдем отсюда несолоно хлебавши, — счел своим долгом предупредить Луна.
— Спасибо за информацию. А то я сам не знал, — с бывалым видом откликнулся Пуаро.
Снова повисло молчание. Тишину нарушало лишь ритмичное поскрипывание коляски, которую, уткнувшись в толстый цветной журнал, раскачивала молодая мать. Потом послышался крик из песочницы. Это один из карапузов высыпал другому за шиворот полное пластмассовое ведерко песка.
— Сереженька! — Бабушка, вскочив со скамейки, бросилась на помощь пострадавшему.
Тот, ощутив за собою поддержку, немедленно схватил лопатку и от души огрел обидчика по голове. Обидчик взвыл, как сирена воздушной тревоги.
— Ярослав! — пробежала к песочнице вторая бабушка.
Крик разбудил ребенка в коляске. Оттуда раздалось громкое «уа-уа».
— Потише нельзя? — подняв голову от журнала, недовольно уставилась на двух бабушек и их питомцев молодая мать.
— Не нравится, ищи себе другое место! — огрызнулась бабушка Ярослава. Затем совсем другим тоном просюсюкала: — Ну, Ярочка. Ну, успокойся. Где бо-бо? Бабуся сейчас поцелует.
— Поцелует она! — вытряхивая песок из Сереженьки, откликнулась вторая бабушка. — Ремня бы лучше своему Ярочке задала хорошего, чтобы песком на детей не сыпался.
Луна подмигнул Ивану.
— Ну, думаю, началось.
— Крутая разборка, — усмехнулся тот.
Конфликт между старушками нарастал. Ярочка по-прежнему издавал истошные вопли. Неизвестно, во что бы вылились усиливающиеся раз от раза взаимные обвинения, если бы из самого ближнего к детской площадке подъезда не показалась весьма живописная парочка. Толстая пожилая тетка в одеянии, смахивающем на халат, вела под руку очень старое высохшее существо, облаченное, несмотря на почти летнюю жару, в натуральную, но порядком потертую шубу. Бабуся в шубе еле ковыляла, зато очень громко говорила:
— В такую погоду, Нина Степановна, я, как выйду на улицу, сразу большой прилив бодрости ощущаю.
— Слышал, Луна? — с изумлением покосился на бабушку в шубе Иван. — Если это у неё бодрость, то как же она ощущает себя обычно?
— Трудно сказать, — терялся в догадках Луна. — Наверное, спит.
Шествуя черепашьим шагом к детской площадке, две старушенции продолжали беседу. Та, что в шубе, громко вещала в пространство двора о своем здоровье, а спутница её ещё более громким голосом выкрикивала ответы ей в самое ухо.
— Во, — мигом оставили собственные распри бабушки Ярослава и Сереженьки, — правнук-то у неё — «новый русский». Вот и нанял Нину Степановну. Теперь она целыми днями барыню эту водит и слушает.
— За деньги чего не сделаешь, — отозвалась вторая, и обе уселись на лавочку. Внуки их давно уже заключили перемирие и упоенно строили что-то в песочнице.