Герасим Каменев по прозвищу Каменное Муму мрачно взирал на огромный экран телевизора. Экран был темен.
— Куда они могли задевать этот проклятый пульт? — пробубнил себе под нос мальчик.
Он обошел всю огромную комнату. Тщательно осмотрел все поверхности. И даже перевернул подушки на диванах и креслах. Тщетно. Пульт словно испарился.
Герасим с тяжелым вздохом плюхнулся на раскуроченный диван и с ненавистью посмотрел на роскошный, но мертвый телевизор. Герасиму было скучно. Как назло, он проснулся первым. Все остальные ещё отсыпались после новогодней ночи. Нельзя сказать, чтобы он не пытался их разбудить. Однако все усилия прошли абсолютно впустую. Иван Холмский лягнул его ногой. А Пашка Лунин, даже не удосужившись открыть глаза, метко пульнул в голову Каменного Муму подушкой.
Конечно, Герасим был не таким человеком, чтобы сразу сдаться. Поэтому, потерпев фиаско в гостевой комнате, где расположились вместе с ним Иван и Павел, он попробовал разбудить Сеньку Баскакова. Однако дверь, за которой спал Баск, оказалась заперта. А из-за двери раздавался богатырский храп.
«Ну, люди, — мысленно осудил друзей Герасим. — Дрыхнуть в такое прекрасное новогоднее утро». Сперва Муму решил выйти на улицу и насладиться зимней природой. Он даже направил стопы в холл, однако по пути ему вспомнилось, что Баск предупреждал накануне по поводу сигнализации, которую вроде бы включают на ночь. Правда, может, её сегодня не включили. Однако рисковать Муму не хотелось. Черт его знает. Пойдешь погулять, а к тебе охрана со всего поселка сбежится. Доказывай потом, что ты не грабитель.
Вот почему, потоптавшись на месте, Герасим остановил выбор на более скромном занятии. А именно, отправился в огромный зал Баскаковых, чтобы убить время за телевизором, своими внушительными размерами напоминающим экран кинотеатра. Однако, как уже было сказано, пульт бесследно исчез, а без него в этой комнате вообще ничего невозможно было включить. Ни телевизор, ни свет, ни музыкальный центр. Даже створки бара открывались с помощью пульта. Тут мальчик вспомнил, что у них в комнате тоже есть телевизор. Замысел возник мгновенно: «Может, наш ящик сюда перетащить?» Однако Герасим сообразил, что самостоятельно с задачей он не справится. Конечно, телек в гостевой комнате значительно уступает размерами плазменной панели из зала. Однако перетащить его в одиночку, да ещё вниз по лестнице… Нет. Такое Герасиму было явно не под силу.
«А если я его прямо там по-тихому врублю?» — у мальчика возник новый план. Однако рациональный разум Герасима немедленно подсказал, что трюк не пройдет. Иван и Пашка немедленно встанут на защиту своего сна. И он, Герасим, явно не победит в этом бою.
Муму все-таки начал подниматься по лестнице к гостевой комнате. Где-то на середине пути его вдруг осенило: там ведь, кроме телека, ещё магнитола на подоконнике стоит. Герасим немного приободрился. «Конечно, магнитола — это гораздо хуже, чем телевизор, — размышлял он на ходу, — но все-таки лучше, чем ничего. Потому что, пока эти идиоты дрыхнут, можно хоть музыку какую-нибудь послушать. Тем более у Баска целая куча классных дисков. Хотя нет, — сообразил вдруг Герасим. — Диски сейчас фиг достанешь».
Дело в том, что богатое музыкальное собрание Сени Баскакова находилось во встроенном шкафу, который тоже можно было открыть только с помощью пульта дистанционного управления. А именно пульта нигде и нету. «И если бы он нашелся, — продолжал невеселые размышления Муму, — то зачем мне вообще эта магнитола? Меня бы и телек устроил. Тем более он тут у них принимает программы чуть ли не со всего мира. Но что понапрасну мечтать о несбыточном!»
Муму в который раз за сегодняшнее утро исторг тоскливый вздох и, достигнув площадки второго этажа, поплелся в гостевую комнату. У него теплилась надежда, что ребята уже проснулись. Однако, едва переступив порог, он понял, что жестоко ошибся. Иван и Луна, раскинувшись на кроватях, спали как убитые.
Мальчик прокрался на цыпочках к подоконнику. Он не ошибся. Там и впрямь стояла небольшая магнитола. «Буду слушать радио», — принял решение Каменное Муму. И, захватив с собой магнитолу, спешно вернулся в гостиную.
Плюхнувшись в кресло, он включил радио. Батарейки, по счастью, работали. Герасим лениво крутил шкалу настройки, надеясь найти что-нибудь интересное. Вдруг из приемника послышалось:
— Ну, Сашенька! Открой ротик! Смотри, кашка какая вкусная! За ма-аму! За паапу! Ой!
Послышался звон разбитой посуды. И еще, кажется, на пол упала ложка. Затем раздался детский рев.
«Совсем наше радио обалдело, — с неудовольствием отметил Герасим. — Не спектакль, а бред собачий. Надо же! Передавать в новогоднее утро про ребенка, которого кашей кормят! А главное, текст совершенно халтурный. Слов почти нет. Один детский рев».
Не успел Герасим об этом подумать, как старческий голос, перекрывая истошное завывание ребенка, воскликнул:
— Сашулечка! Детулечка! Ну, не надо, пожалуйста! А вот посмотри, как сейчас бабушка будет плясать!
Рев резко сменился громким ритмичным топотом. Похоже, бабушка из радиоспектакля выбивала нечто вроде чечетки.
«Ну, халтурщики! — Герасима захлестнуло праведное негодование. — И это теперь называется пьесой! Два слова, потом на пять минут рев. Потом ещё два слова — и танцы. А небось это какой-нибудь модный современный автор, и кучу бабок за свое произведение получил».
Чечетка кончилась. Герасим уже собрался перевести ручку настройки, когда из колонок магнитолы послышался молодой и явно отдаленный большим расстоянием женский голос:
— Мама! Иди скорей! Тебя к телефону!
«Та-ак, — заинтересовался Муму. — Кажется, появились новые, действующие лица».
Делать все равно было пока нечего. Он решил ещё немного послушать «халтурный спектакль». Постановка и драматургия не переставали его удивлять. Бабушка ребенка и мама той, которая позвала её к телефону, громко крикнула:
— Иду! Иду!
Затем Герасим услыхал скрежет стула и Сашенькино лопотание. Потом снова что-то упало на пол и разбилось. Бабушка скорбно произнесла: «Ой-е-ей! Ох ты, Господи!» Скрипнула дверь, и в радиоспектакле настала длительная пауза.
«Сейчас, наверное, будет перерыв на какие-нибудь новости или музыкальный антракт», — предположил Муму, однако ошибся. Время шло. Пауза затягивалась.
«А ещё говорят, что эфирное время дорого, — с неудовольствием отметил Герасим. — Вон. Уже пять минут, и ни гу-гу».
Это было совершеннейшей правдой. Радио молчало. Герасим уже потянулся к рукоятке настройки, чтобы доискать какую-нибудь другую передачу, но тут спектакль неожиданно продолжился.
— А вот и я! — громко и бодро изрек какой-то дотоле не участвовавший в действии мужчина.