Право слово, когда Ладислав в очередной раз пришел в себя, лежа лицом вверх на снегу, задыхающийся от крови, стекающей в горло, он ощутил в себе некий «научный интерес». Почему Грань отпускает его раз за разом, не разрывая связи души с телом, и что же, в конце концов, происходит с Еваникой, если его самого вот так мотает из мира живых в потустороннюю мглу? Некромант усмехнулся сухими, потрескавшимися губами, глядя сквозь жгущую глаза тонкую пленочку слез в черное небо, где сиял окутанный зеленоватым облаком глаз луны.
Если он выживет и сможет встретить рассвет, то ему уже точно нечего будет бояться. Да и некого, если подумать. А еще – он сможет наконец-то добраться до этой чокнутой ведуньи, которая никак не могла определиться, жить ей или все-таки умереть, и только поэтому пропустила его через мясорубку «феерических» ощущений перехода на Грань.
После такого проще убить ее собственноручно – вряд ли что-то может быть хуже этой ночки…
Ладислав с трудом сел, сплевывая на покрывало свежевыпавшего снега сгусток крови. Десны распухли и болели, нос оказался забит подсохшей кровью так, что дышать поначалу было попросту невозможно. Горло саднило, будто бы он успел наораться на всю оставшуюся жизнь, а уж во что превратилась одежда – сказать страшно. Такую даже и отчистить можно не пытаться – только сжечь, да побыстрее. Грязь с обочины дороги смешалась с кровью и чем-то совершенно малоаппетитным. Если учитывать то, как его корежило, – неудивительно. Некромант кое-как поднялся, медленно стягивая с плеч выпачканный плащ и бросая его на землю, кое-где щедро окропленную кровью. Стянул с себя куртку и рубашку, рассматривая их. Рубашка однозначно погибла, куртку еще можно пытаться восстановить, но не здесь – слишком много полезных вещей в карманах, а перекладывать долгое занятие.
Некромант медленно опустился на колени и, взяв в горсть относительно чистый снег, кое-как обтер им лицо – ровно настолько, чтобы не пугать встречных, если таковые будут. Огляделся, выискивая взглядом коня, который, к счастью, не покинул хозяина – как стоял поодаль, так там и остался. Подозвать свистом животину не удалось, поэтому Ладислав, тихо ругаясь себе под нос, поднялся на ноги и, пошатываясь, кое-как доковылял на негнущихся ногах до коня сам. Слабый морозец пощипывал обнаженный торс, пока некромант на ощупь отыскивал в седельной сумке запасную рубашку, а когда оделся – как-то отстраненно подумал, что сильная простуда ему гарантирована. Пусть даже ранее он зимними ночами торчал на кладбищах, не запалив костра, но ночь Излома устанавливает свои правила.
Раньше бы он сказал, что ста смертям не бывать, только после случившегося с ним в эту ночь Ладислав уже не был настолько уверен в справедливости этой поговорки. Шрам на виске все еще ныл, но по сравнению с общим состоянием эта боль казалась такой несущественной ерундой, что некромант предпочел лишний раз не обращать на нее внимания.
Ладислав вернулся к кучке сброшенных вещей и, плеснув на них жидкостью из бутылочки на поясе, вполголоса пробормотал заклинание, отчего испорченная одежда почти сразу же истлела, обратившись в мелкий сероватый прах, в пыль. Вот теперь можно и ехать.
На коня некроманту удалось забраться только с третьей попытки, и то благодаря тому, что умная скотина, явно чувствуя состояние хозяина, стояла спокойно, не шевелясь. Вздумалось бы ей взбрыкнуть хоть раз – осталась бы у обочины дороги кормить падальщиков вроде воронов и волков.
Ладислав кое-как уселся в седле и пустил коня шагом по хорошо утоптанной дороге, убегающей в оголившийся по зиме подлесок. На память некромант никогда не жаловался, а уж дорога к избе Лексея Вестникова словно каленым железом впечаталась в его воспоминания почти тридцатилетней давности. Наверное, лишь благодаря этому примерно через полчаса он выехал на большую поляну, на которой и стояла малость покосившаяся избушка окруженная забором, ветхим с виду, но защищавшим дом старого волхва лучше, чем каменная стена княжеский терем.
Калитка была приоткрыта, словно кто-то слишком торопился войти во двор и потому забыл закрыть ее на кованый крюк, а неподалеку от крыльца валялись наспех сделанные волокуши, покрытые еловыми ветками. Раненого тут, что ли, тащили из лесу? Впрочем, раз из печной трубы идет дым, значит, хоть кто-то живой там остался.
Ладислав кое-как слез с коня и, заведя его во двор, ровное снежное покрывало которого было истоптано как следами человека, так и отпечатками волчьих лап, поднялся по скрипучему крыльцу в три ступени и от души стукнул в дверь рукоятью ножа.
– Дома есть кто? – негромко вопросил он хриплым, сорванным голосом, не особенно надеясь, что его услышат. Но раз охранные заклинания за столько лет никуда не делись – разглядеть рыжеватое сияние вокруг дверной ручки не сумел бы лишь обыватель, не наделенный способностью видеть и ощущать магию, – то и ломиться нет смысла. Без приглашения в этот дом войти не получится даже у него.
Добротная дубовая дверь скрипнула, и на пороге возникла невысокая женщина с серебристыми нитками седины в каштановых, коротко остриженных волосах. Первые несколько секунд Ладислав потрясенно смотрел в лицо Еваники, которая сейчас выглядела его ровесницей, но потом все же выдавил:
– Мне можно войти?
Резкий, отрывистый кивок, и девушка отступила на шаг назад, глухо пробормотав:
– Заходи, раз пришел. Гостем будешь. – И, скользнув по нему взглядом, криво улыбнулась. – Отвратительно выглядишь.
– Ты не лучше. В зеркало-то на себя смотрела али нет еще?
– Не вижу смысла. Я и так догадываюсь, что кажусь гораздо старше, чем должна была бы. Ничего, полагаю, что это пройдет… чуть позже, когда у меня будут силы на то, чтобы этим заняться.
– Да что ты говоришь…
Ладислав шагнул в тепло сеней, аккуратно прикрыв за собой дверь и рассматривая Еванику с каким-то злорадным интересом. После чего коротко замахнулся и от души отвесил ей оплеуху так, что девчонка кубарем полетела на пол, не устояв на ногах и сбив пустое деревянное ведро, которое с грохотом ударилось о выскобленные доски, покрытые плетеной дорожкой.
Тоненькой, остро пахнущей железом струйкой потекла кровь из разбитого носа. Плеснула жарким огнем злость, залившая чернотой глаза, из горла вырвалось едва слышное рычание. Я резко вскинула голову, глядя на Ладислава, всего лишь на одно долгое мгновение ощущая порыв убить. Смять это хрупкое человеческое тело, уничтожить, поломать… так, чтобы фонтан крови из порванных ударом когтей артерий до низкого потолка сеней.
Всего на миг кровавая пелена ненависти закрыла глаза и почти сразу же пропала, когда еле слышно скрипнула половица под весом шагнувшего назад Ладислава. В слипшихся от пота и грязи волосах некроманта проглядывала пегая седина, но сейчас я не могла вспомнить, была ли она раньше или появилась за тот краткий срок, что мы не виделись. Его лицо, осунувшееся, побледневшее, было кое-где заляпано кровяными разводами, неловко, неумело обтертое не то намокшей полой плаща, не то снежным комом, сиреневые глаза стали светлее, будто радужка умудрилась слегка выцвести, и в них поселилось ранее не заметное выражение. Словно на некроманта то и дело накатывало полнейшее безразличие к тому, что может с ним рано или поздно случиться. Правда, вспоминая о своей ночи…