На третий день после полудня, после трех дней ходьбы от рассвета до заката, Херилак подошел к деревьям, росшим рядом с быстрой рекой, которая мчалась с такой скоростью, что до сих пор не замерзла в центре. Он шел, как обычно ходят охотники, и застал врасплох небольшого оленя, умчавшегося между деревьями, взметая в воздух снежную пыль. Этот олень был легкой добычей, но Херилак был здесь не ради охоты. Не ради оленей пришел он сюда. Пробравшись сквозь чащу, он вдруг остановился и посмотрел на землю. Петля из внутренностей кролика была натянута между двумя ветвями.
После этого он запел о том, как пришел сюда, и провел копьем по нижним веткам деревьев, чтобы они загремели. Ни в одном из рассказов стариков не говорилось о подобных действиях, это стало нужно только сейчас. Тану убивали тану.
Мир не был безопасным местом, где охотники могли не бояться охотников.
Вскоре он почувствовал под ногами тропу и, выйдя на очередную поляну, остановился, воткнув свое копье в сугроб, и сел на корточки возле него. Ждать ему пришлось недолго.
Тихо, как струйка дыма, на другой стороне поляны появился охотник. Его копье было наготове, но он опустил его, увидев сидящего Херилака. Когда охотник тоже вонзил копье в снег, Херилак медленно поднялся и пошел ему навстречу.
Они встретились в центре поляны.
– Я здесь на своих охотничьих землях, но я не охочусь, – сказал Херилак. – Здесь охотится саммад Ульфадана, и ты ее вождь.
Ульфадан согласно кивнул. Подобно имени, его светлая борода была длинной, почти до талии.
– Ты, Херилак, – сказал он. – Моя племянница замужем за Аляосом из твоей саммад. – Он обдумал их отношения, затем указал рукой себе за спину. – Возьми наши копья и пойдем в мою палатку. Там теплее, чем на снегу.
Они шли рядом и молчали, ибо не годится охотникам болтать, как птицам. Наконец подошли к месту, где река делала изгиб, и на этом изгибе стоял зимний лагерь – двенадцать больших и крепких палаток. На лугу за палатками мастодонты рыли снег своими бивнями, стараясь добраться до сухой травы, скрытой под ним. Из каждой палатки в безоблачное небо поднимались тонкие струйки дыма. Это была мирная сцена, хорошо знакомая Херилаку: то же самое можно было увидеть в его саммад. Ульфадан откинул шкуру, закрывавшую вход, и вошел в темную палатку.
Они сидели молча, пока старая женщина наливала из ведра, стоявшего у огня, талую воду в деревянную кружку и добавляла в нее сухую траву, заваривая вкусный напиток. Оба охотника глотками пили горячую жидкость, пока женщины, болтавшие друг с другом, завертывались в шкуры и одна за другой выскальзывали из палатки.
– Ты будешь есть, – сказал Ульфадан, коща они остались одни.
– О гостеприимстве Ульфадана говорят в палатках тану от моря до моря.
Банальные слова не совсем соответствовали поданной пище – несколько кусочков сушеной рыбы, явно очень старой.
Зима была длинной, и до весны еще далеко, и, прежде чем она придет, мог начаться голод.
Херилак допил до конца последние капли жидкости и даже ухитрился вызвать отрыжку, показывая, какой обильной была еда. Он знал, что должен говорить сейчас об охоте, погоде, миграции стад и только потом переходить к цели визита. Но этот обычай, поглощавший массу времени, тоже изменился.
– Мать жены моего первого сына – жена Амахаста, – сказал Херилак. Ульфадан согласно кивнул. Все саммад в этой горной долине были соединены друг с другом узами брака. – Я пришел на место лагеря Амахаста, но оно тоже пусто.
Ульфадан кивнул и на это.
– Они ушли на юг прошлой весной, но тропа всегда приводила их в эту долину. Тогда была плохая зима и половина мастодонтов погибла.
– Сейчас все зимы плохие.
Ульфадан что-то проворчал, соглашаясь.
– Они не возвращались после этого.
– А раньше они уходили к морю?
– Каждый год они ставили лагерь на реке у моря.
– Но в этом году они не вернулись.
Однако, что бы ни случилось, он этого не знал. Возможно, саммад нашла другой зимний лагерь. Уже не одна саммад была уничтожена холодом, и их лагеря стояли пустыми. Это было возможно. Но еще более возможно было то, что произошло нечто такое, о чем они не имели понятия.
– Дни коротки, – сказал Херилак, поднимаясь на ноги, – а дорога длинна.
Ульфадан тоже встал.
– Это долгий и одинокий путь к морю. Эрманпадар поведет тебя к нему.
Больше говорить было не о чем. Херилак плотно завернулся в свои меха и указал копьем на юг. Достигнув равнины, он пошел быстрее, потому что снег там был более плотным. Сейчас на этом покрытом льдами континенте его единственным противником была зима. Только однажды за много дней пути он увидел гигантского оленя, и за этим худым и несчастным существом гналась стая длиннозубых. Все они двигались через долину в его направлении. Херилак остановился под деревьями и стал ждать, следя за происходящим.
Несчастный олень ослабел, его бока были разодраны и с них капала кровь. Достигнув склона холма, он остановился, слишком уставший, чтобы бежать дальше, и повернулся, не подпуская преследователей к себе. Гнавшиеся длиннозубые бросились на него со всех сторон, не обращая внимания на опасность. Одного из них подцепил острый, как кинжал, рог и отбросил в сторону, но это оказалось удобным случаем для вожака стаи, который прыгнул на искалеченного оленя, раздирая ему задние ноги. Замычав, животное упало, и все было кончено. Вожак – крупный, черный зверь с огромной гривой вокруг шеи, отступил в сторону, позволив остальным есть первыми. Еды должно было хватить на всех.
Отойдя в сторону, зверь вдруг инстинктивно почувствовал, что за ним наблюдают. Он зарычал, посмотрел на холмы, где стоял Херилак, нашел его взглядом. Затем подобрался и двинулся в том направлении, подойдя так близко, что Херилак мог заглянуть в его немигающие желтые глаза.
Взгляд Херилака был непоколебим, охотник не двинулся и не поднял копья, но в его молчании таилось невысказанное предупреждение. Пусть они идут своим путем, а он пойдет своим. Если на него напасть, он будет убивать – длиннозубый знал, что копья могут это. Желтые глаза смотрели внимательно и, видимо, зверь понял все, потому что вдруг повернулся и пошел вниз с холма. Однако, прежде чем погрузить морду в теплую кровь, он еще раз взглянул на холмы. Под деревьями никого не было. Копьеносное существо ушло. Зверь опустил голову и стал есть.
Метель задержала Херилака на целых два дня. Он спал большую часть суток, стараясь не есть слишком много из своих истощившихся запасов пищи. Однако нужно было либо есть, либо умереть с голоду. Когда пурга стихла, он вновь пошел.
Через несколько дней ему повезло найти свежие следы кролика. Заткнув копье за ремень за спину, он убил его стрелой из лука и устроил пир из жареного мяса.
Здесь на юге было меньше снега, но мороз был таким же сильным. Сухая трава речного берега хрустела под ногами.