— Еще с ними меньше конфликтов, — добавил Жуков хмуро. — Все-таки родня.
— Свои, — согласился и Цибульский лицемерно. — Всегда помогут друг другу.
Тарасюк слушал-слушал, сказал вдруг:
— Убедили. Пойду трахать внучку.
— С чего вдруг? — уточнил Цибульский с подозрением.
— Бегает передо мной в одних прозрачных трусиках, — объяснил Тарасюк с негодованием. — Провоцирует! А я терпи?
— А сколько ей лет? — спросил Цибульский живо.
— Пятнадцать. А что?
— Малолетних все равно нельзя, — злорадно заметил Цибульский. — Спроси у Евгения Валентиновича.
Тарасюк посмотрел на меня, я развел руками.
— Увы, низзя…
— Почему? Это ж какое удовольствие пропадает! У меня есть еще одна, той двенадцать, а уже глазками так и стреляет. Евгений Валентинович, возьмись за снижение возраста! Они уже все созрели. Пророк Мухаммад вообще малолетками увлекался…
Я подумал, покачал головой.
— Во-первых, у нас на севере не так быстро созревают эти плоды. Во-вторых, надо собрать плоды этого урожая. А потом, когда затихнет и устаканится, можно поднимать новую волну. Но там придется очень осторожно… Нужны гарантии, что детям не будет нанесен ущерб. Со взрослыми проще: сами отвечают за свои поступки, а за несовершеннолетних отвечаем мы.
Арнольд Арнольдович смотрел и слушал очень внимательно, но пропикал таймер, Арнольд Арнольдович сказал нетерпеливо:
— Значит, работу Евгения Валентиновича признаем удовлетворительной?
— Выше, — сказал Цибульский. — Жаль, что у нас только уд и неуд.
Глеб Модестович поднялся, и мы все встали, а я прямо подпрыгнул и едва не встал по стойке «смирно». Почему-то у меня не проходит ощущение, что у нас полувоенная организация.
— Значит, удовлетворительно, — произнес он измученным голосом. — О снижении возраста для совокупления пока думать не стоит. Полагаю, что эта операция и не понадобится. Но пусть лежит в дальнем ящике! Придет беда — достанем.
Дома я сидел перед компом, как верующий перед иконой, прикидывал, куда это меня занесло. До сих пор я искренне полагал, что наша организация прорабатывает разные сценарии того или иного явления, конфликта, стихийного явления или изменения климата, потом подает варианты возможных решений куда-то наверх, а нам переводят какие-то суммы за проделанную работу
Но вчера Глеб Модестович вел себя так, словно именно от нас зависит, будет ли, к примеру, развернута в обществе кампания по легализации инцеста. Весьма самонадеянно, я бы сказал. Или слишком уж он заработался, сам не понял, что говорит.
Тинкнул сигнал, комп сообщает, что принял еще одно письмо, на кухне пискнула плита, доложила, что куриные яйца очень крупные, потому варила их две с половиной минуты вместо двух, зажужжала кофемолка, хрюкнула аська, мол, один из твоих друзей вошел в онлайн, и тут же поступил звуковой сигнал, что кто-то ушел в АФК.
Интересно, мелькнула мысль, как они переговариваются между собой. Ведь переговариваются, гады. Все уже в одной цепи, синхронизируют свои усилия. Все рассчитано так… нет, уже сами рассчитывают так, чтобы к моему приходу было готово, как на плите, так и вода в ванной. Даже не к приходу, а к моменту, как войду в квартиру, кондишен успеет понизить температуру до заданных двадцати четырех, а кофеварка только-только включится, потому что я должен раздеться, быстро ополоснуться в душе, а когда выйду, голенький и шлепая босыми конечностями, на кухне как раз закончит поджариваться бифштекс, в это время включится кофемолка, затем кофеварка…
Едва покончу с бифштексом, в чашку из хромированного носика хлынет черная струйка горячего кофе. А тостер щелкнет, выбросив на лоток два свежеподжаренных хлебца.
На третий день ко мне в кабинет зашел Глеб Модестович. Во взгляде укор и некое неодобрение, однако голос оставался теплым, когда он сказал:
— Ну вот, Евгений Валентинович, можете начинать…
— Что? — спросил я.
— Свою пропаганду инцеста, — ответил он вежливо, но поморщился. — Одобрение сверху получено.
— Э-э-э, — сказал я блеюще, — а как начинать?
— Вам виднее, — заметил он ласково, — теоретик вы наш.
— Все верно, — ответил я уныло, — я ж только теоретик…
— А теперь беритесь, — пояснил он, — за внедрение. Никто не подскажет вам, как лучше внедрять эту пакость в массы.
Я ощутил его почти враждебность, сказал виновато:
— Глеб Модестович, мне инцестовики самому не нравятся! Но мы же выполняем полезную функцию по сглаживанию конфликтов в обществе? Вот и… Или считаете, что не сгладит?
Он вздохнул.
— Сгладит.
— Так что же?
Он посмотрел с укором.
— Евгений Валентинович, да больно уж гадкое это дело. Хотя, конечно, чтобы выдвинуться молодому, нужно браться как раз за такое… ну, за которое не берутся больно чистенькие.
Я пробормотал:
— Я не ради продвижения. Просто была поставлена задача, я предложил решение. Конечно, существуют и другие способы достижения золотого века. Например, всем стать хорошими, честными и замечательными! Только как это сделать? А вот легализация инцеста снизит накал страстей в обществе почти на треть процента.
Он грустно кивнул.
— Я все понимаю. Действуйте!
— Как? — спросил я и поправил себя: — Какие у меня возможности? Чем я располагаю?
— Напишите, — ответил он, — сколько вам понадобится телевизионного времени. В какое время и на каких каналах. В каких печатных органах вам зарезервировать место для пространных статей. Чьи желательно подписи получить: политиков, ученых, актеров, а то и вовсе артистов, шоуменов, депутатов…
Я спросил потрясенно:
— Все это в наших силах?
Он пожал плечами.
— Евгений Валентинович, это же вопросы простой коммерции! Плати — получай время на телеканале. Можно закупить даже место в программе для диспутов. Только подготовьтесь получше. Или кого-нибудь натаскайте, если сами побоитесь запачкаться.
— Я ничего не боюсь, — ответил я и сразу ощутил себя крутым и сильным.
Однако, когда подошло время выступить на телеканале, страх подтачивал, как сто тысяч короедов большой и здоровый с виду дуб. Наконец страх перешел в ужас, а ужас в вообще что-то непотребное с дрожанием коленей.
К счастью, желающих покрасоваться на экранах телевизоров столько, что я с легкостью подобрал за полчаса до выступления целую кучу народа. Причем две трети прямо спрашивали, что говорить и чью сторону держать, это, мол, для того, чтобы я оценил их верность и приглашал в телестудию дальше.