Он умолк, в серых холодных глазах вопрос, я ответил осторожно:
— Неуправляемость возникает от плохого управления. Плохое управление — от незнания, чем управляют. Это миф, что существует особая каста управленцев, которым все равно, чем управлять: баней, пекарней или банком. Это в прошлом веке было так, а сейчас, когда все внимание простому человеку…
Он слушал внимательно, дважды кивнул.
— Я полагаю примерно так же. Потому оставьте на некоторое время Голубого Джина, срочно разработайте план, чем еще занять быдло, то есть полноправных и уважаемых друг другом граждан… занять их еще больше! Еще и еще. Чтобы у них вообще не оставалось времени не только на демонстрации протеста, а чтобы вообще в окно посмотреть было некогда. Черт бы побрал этот прогресс, на который мы работаем! Слишком быстро высвобождает людей от тяжелого физического труда. Теперь лучшим умам приходится ломать головы, чем занять эти бездельничающие толпы!
Кровь забурлила в моих жилах, я ощутил такой прилив сил, что боялся шевельнуться, чтобы неосторожным движением не разнести кресло, в котором сижу.
— Сэр, как я понимаю, — спросил я почтительно, но твердо, — это задание касается не нашей области или даже страны, а всего европейского мира?
Он вздохнул, потер лоб рукой.
— В идеале — всего мира, — сказал он устало, — но я понимаю, что для мусульман нужно искать другие подходы.
— Сроки? — спросил я.
— Никаких сроков, но как можно быстрее. Сами понимаете, все то, что предложите, еще надо успеть воплотить в жизнь…
После работы с Голубым Джином, когда ??увствуешь себя богом, как-то скучно и даже противно придумывать, чем занять основную массу человечества. Где-то около процента сами находят, чем заняться, но абсолютное большинство даже это не умеет, им нужны затейники, клоуны, шоумены, ток-шоу и футбольные матчи.
Технический прогресс с каждым годом высвобождает от тяжелого физического труда несколько десятков миллионов людей. Другим трудом заниматься не умеют, дурной силы много. Если не убедить их, что самое лучшее на свете занятие: ломиться на футбольные матчи, воплями поощрять свою команду, а после матча бить морды болеющим за другую команду, — начнут разбивать уличные лотки, переворачивать и поджигать автомобили. За фашистов, за демократов, за спасение пингвинов — неважно. Однако всех не загонишь в футбольные фанаты, хотя с нашими возможностями это нетрудно, только фанатов будет многовато…
Потому наши и придумывают новые виды спорта и развлечения. Как я потом узнал, над этим заданием целенаправленно трудятся сотни наших сотрудников разных уровней, а еще сотни ломают головы над проблемой так называемой занятости, то есть стараются придумать какую-нибудь правдоподобную имитацию работы, чтобы люди за нее получали «зарплату» и всерьез верили, что трудятся и деньги получают именно за свой труд, вроде бы полезный и нужный обществу.
Срочно вылетел в Сингапур, там назревает что-то совсем примитивное вроде возрождения старых верований предков и прочей хрени. Как вижу, чем больше мир сплачивается в один народ, тем ярче и злее прорываются националистические, даже трайбалистские порывы. Прав был дядюшка Сталин насчет обострения классовых противоречий по мере подхода к светлому будущему всех стран и народов — коммунизму.
Самолет коснулся колесами посадочной площадки минута в минуту. Трап подали без задержек, яркое солнечное небо и сухой знойный воздух после сумрачного дождливого дня в Лондоне, улыбающиеся бортпроводницы прощаются сердечно и советуют повеселиться в их прекрасном городе-государстве.
Несмотря на то что придется копаться в чем-то примитивном, я вошел в здание аэропорта с широкой улыбкой на, в общем-то, довольной харе. Что-то в этом есть, когда вот так свободно перепрыгиваешь из страны в страну, из одной климатической зоны в другую, все это без трудов и хлопот, все в комфорте.
Первый жестокий облом и болезненный удар по самолюбию: после великолепного перелета на таможне я чем-то очень не понравился местному чиновнику.
Возможно, тем, что мы одинакового возраста, но я — преуспевающий, по всему видно, не только по часам за тридцать тысяч долларов, а он вот несчастный служащий. Может быть, похожий на меня красавчик обрюхатил его дочь или жену, плюнул в суп или пнул его собачку, но этот гад мурыжил меня по максимуму, сколько было в его власти, чтобы самому не загреметь за нарушение закона.
Раньше, как рассказывал дед, уборщицы и вахтеры издевались над профессорами, ибо незаменимые люди — трудно было найти человека на зарплату вахтера или уборщицы, — зато сейчас их легко увольнять… ныне же другая беда, намного страшнее: бюджетные работники, как тончайшая сеть кровеносных сосудов, охватили всю страну, но, как только ощутили свою незаменимость — та же крохотная зарплата и независимость от хозяина, — сразу же эти необходимые организму клетки начали превращаться в раковые.
В своем номере я включил проектор, на стену упал яркий квадрат два на два метра, несколько прикосновений к клавишам ноута, прозвучал сигнал вызова, спустя пару секунд раздался голос Макгрегора:
— Минутку, сейчас закончу!..
Пришлось ждать три минуты, наконец появилась яркая картинка кабинета Макгрегора. Он вернулся от двери, провожал кого-то, кивнул приветливо:
— Прибыли?
— Да, уже полчаса.
— И как?
— Да встретили хреново, но кое-какие идеи уже есть.
— Так быстро? — спросил он, но в голосе я слушал удовлетворение. — Да, вы умеете удивить… Что придумали?
Я рассказал вкратце, как и что можно попробовать для того, чтобы погасить такую дурость в зародыше. Он внимательно слушал, кивал, даже что-то переключил на невидимом для меня пульте, словно уже начал отдавать приказания.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Хоть это и вчерне, но тут почти нечего шлифовать. Прекрасно!.. Кстати, а что со встречей? Обычно там приветливый до тошноты персонал.
— Сейчас все наоборот, — ответил я, он смотрел с вопросом в глазах, я рассказал про инцидент.
Он посерьезнел, кивнул, хмыкнул:
— Да, это раздражает. Но, если хотите, его можно убрать. Совсем.
— Хочу, — воскликнул я, потом поинтересовался, прежде чем он успел отдать какой-то приказ: — В смысле уволить?
Он отмахнулся.
— Да что нам такие мелочи? Убирать — так подчистую. Вам стоит пальцем шевельнуть, любого из «простых» тут же машиной собьют, с балкона сбросят, пристрелят, удушат, удавят, отравят… как хотите, словом. Если скажете именно утопить — утопим. Это просто…
Я открыл рот.
— Неужели все так просто?
Он поморщился.