Мальчик натянул сапоги и тихонько выбрался из спальни. В мисочке для угля тлели последние щепки под снежно-белой пепельной корочкой, поэтому в комнате стояли сумерки. Хорошо были видны складки смятых одеял на постели. Повсюду лежали стопки книг. На столе стояла наполовину пустая миска с супом. Люк обнаружил кусочек колбасы и выудил его из супа, стянул краюху черствого хлеба и быстро вышел в темную безлунную ночь. Он вспомнил омшаник и вылазки, которые туда предпринимал. От плохих привычек сложно избавляться, но если его поймают, то пусть лучше его накажут с полным желудком. Он вгрызся в колбасу, как следует приправленную чесноком. По крайней мере, ее у него не отнимут.
Люк огляделся по сторонам. Полярная звезда затмевала все созвездия на небосводе. Этой ночью было особенно темно. Глаза очень медленно привыкали к слабому свету. Клочок земли вокруг барака был известен ему уже давно. Он мог бы ориентироваться здесь даже с закрытыми глазами.
Мальчик слышал, что цокот копыт удалился на север. Эту дорогу хорошо видно только с одного места: маленького холмика с отвесными склонами, с которого можно окинуть взглядом пространство за верхушками деревьев.
Люк попытался разглядеть что-нибудь в высокой траве и зарослях чертополоха. Но ничто не шевелилось на вершине холма. Что, в общем-то, ничего не значило. Из всего их звена одна Гисхильда умела становиться невидимой в лесу. Должно быть, она там. Это единственное место, откуда можно заранее увидеть все и попасть в барак быстрее всадника.
Послушник направился прямо к холму. Он догадывался, что найдет там Гисхильду, но, когда она внезапно выросла из травы рядом с ним, испугался не на шутку.
— Это мое место, — сварливо зашипела она на него. — Тебе здесь делать нечего.
Удивленный ее враждебностью, он отпрянул.
— Я беспокоился за тебя, — сказал он и тут же пожалел о своих словах, едва они успели сорваться с его губ.
Это прозвучало глупо. Кто он такой, чтобы беспокоиться? Ее мать? Почему он не сказал ничего более убедительного? Что-нибудь, что прозвучало бы более… подходяще, что ли.
В призрачном свете звезд она выглядела на удивление мило. В ней было что-то от цветка чертополоха. Своеобразная, резкая красота, окруженная шипами, которые не дают возможности приблизиться к ней.
— Не нужно за меня беспокоиться, — после долгого молчания проговорила Гисхильда каким-то примирительным тоном.
— Когда придет магистр Друстан…
— …я увижу его задолго до того, как он доберется до нас.
Ну вот, опять прорывается ее упрямство. Более полугода они в одном звене и за это время обменялись едва ли десятком фраз. Он чувствовал, что его тянет к ней, такой непохожей на него. Он предал Бога и разочаровал Мишель, был слишком близок к божкам и, несмотря на всю свою набожность, чувствовал, что никогда не избавится от этого недостатка. А Гисхильда… Она не скрывала того, что не чтит Тьюреда. Она вообще не должна быть здесь — так она сопротивляется вере. Но она была… И Бог не расправлялся с ней за все ее прегрешения. Почему? Может быть, для него тоже есть надежда? Может быть, у нее можно этому научиться? И что сказать, чтобы покончить с этим дурацким молчанием? Он не очень хорошо умел просто болтать. А с девочкой это вообще сложно.
— Мне нравится, что ты не слишком любишь трепаться, — внезапно сказала она.
Она смотрела не на него, а куда-то вдаль. На север. Туда, откуда скоро появится Друстан. Люк хотел что-то ответить, но только тихонько откашлялся. Было приятно просто стоять с ней рядом и молча вдыхать холодный ночной воздух. Постепенно начинали мерзнуть ноги — в спешке он забыл надеть носки.
— Мне кажется, что Друстан часто несправедлив по отношению к тебе, — продолжала она. — С ним трудно. Очевидно, он уже немного не в себе.
— Да.
Люк готов был сквозь землю провалиться. Почему ничего лучше, чем просто «да», не приходит ему в голову? О Друстане ему действительно было что сказать.
Гисхильда тихонько рассмеялась.
— Ты знал, что он расстреливает стулья?
— Что?!
Нет, быть такого не может! Что случилось с его языком? С его головой?
— Прошлую зиму я прожила с ним и одной женщиной в сторожевой башне на необитаемом острове. Он не может забыть о том, что потерял руку. Вероятно, был когда-то мастером фехтования… одним из Львов Лилианны. Без руки, по его словам, он как фехтовальщик теряет равновесие. Поэтому и упражняется в стрельбе из пистолета. Будучи рыцарем, не желает быть безоружным. А к крестам — к тем, кто возвращается сюда, чтобы никогда больше не покидать Валлонкура, — причислять себя пока еще не хочет. Он называет их похороненными заживо. В любом случае, в сторожевой башне он постоянно стрелял в спинку стула. Для тренировки. Иногда чтобы попугать меня и Жюстину. Попадал он не слишком часто. Похоже, что касается стрельбы, он тоже потерял равновесие. — Девочка рассмеялась. — Совсем ненормальный, правда? И именно его сделали нашим магистром. Твой Бог любит такие дурацкие истории.
Его расстроило то, что она так далека от Бога, но порадовало, что она стала с ним разговаривать.
— У тебя был хороший учитель фехтования, — выдал он наконец одно разумное предложение.
— Учительница! Я скучаю по ней… — Внезапно она повернулась и посмотрела на него. — Мне очень жаль, что я хотела сделать тебе больно. Тогда, на дуэли…
Люк не любил вспоминать об их поединке.
— У меня тогда был тяжелый день, — пробормотал он.
Она ухмыльнулась, ее глаза засияли в свете звезд.
— Против меня у тебя всегда были бы тяжелые дни. Я лучше фехтую.
Люк обиделся. Это неправда! Кроме того, перед этим он дрался с Бернадеттой и не отдохнул перед дуэлью с Гисхильдой. Он открыл рот… и промолчал. Если он что-нибудь скажет, свет в ее глазах померкнет, а ему этого не хотелось.
— У тебя тоже была хорошая учительница, — сказала она. — Это не очень часто бывает, что тебя тренирует рыцарь, прежде чем ты попадаешь сюда, правда? Я имею в виду… Всех рекомендуют рыцари ордена… Но чтобы провести так много времени с одним из них, так бывает редко, правда?
Люк был в этом не совсем уверен, но кивнул. Ему хотелось, чтобы в них обоих было что-то загадочное.
— Каково было с сестрой Мишель?
Что она имела в виду? Что она болела чумой? Что было несколько замечательных дней, а потом он ее разочаровал…
— Хорошо!
Этого должно быть достаточно в качестве ответа.
Гисхильда надула губы.
— Ну же, я ведь рассказала тебе про Друстана. Что ему нравится расстреливать стулья. Теперь твоя очередь. Расскажи мне что-нибудь смешное.
Люк вспомнил, как они с Мишель лежали на краю колодца.
— Она доверила мне тайну.
Он не сдержал ухмылки. Сумеет ли она оседлать медведя?