— Она пошлет Олловейна, если услышит, что сорок два эльфа ушли в лунный свет.
Такая перспектива, казалось, огорчила даже Тирану. Мастер меча также присутствовал при смерти Алатайи. Но Тирану не осмеливался называть его убийцей. Князь Олловейн был ближайшим доверенным лицом королевы и, вне всякого сомнения, самым могущественным мужчиной Альвенмарка.
— Когда я вернусь, посмотрим, как быть дальше, — заявил Фенрил.
Он не хотел делиться своими печалями с Тирану. Они оба знали, что означает тот факт, что все больше эльфов уходят в лунный свет. В момент смерти они уходили, и никто не мог сказать, куда. Может быть, к легендарным альвам, создавшим некогда все народы Альвенмарка? Обычно их умершие рождались вновь. Порой проходили столетия, но они все равно возвращались. Иначе обстояло дело с ушедшими в лунный свет. Может быть, они до конца исполнили свое предназначение? Так говорили… Это была попытка сделать непонятное более доступным. Никто не знал, когда исполнялась судьба. Не нужно было даже смертельной раны — эльф уходил. Очевидно, у каждой эльфийской души есть свое предназначение. Она являлась нотой одной большой мелодии, необходимой лишь на мгновение, чтобы все правильно звучало. А потом она уходила. Так их народ становился все меньше и меньше. Может быть, они были не в силах выдержать то последнее испытание?
Рыцари Древа крови поклялись уничтожить Альвенмарк и его народы. И это, кажется, у них получается, по крайней мере в том, что касается эльфов. Даже если мертвые не уходили в лунный свет, проходило более сотни лет, прежде чем удавалось заменить одного погибшего эльфа. Людям же нужно было менее двадцати лет, чтобы сделать из новорожденного воина. Поэтому Эмерелль настаивала на том, чтобы эльфы принимали участие только в тех битвах, в которых враг должен был понести значительные потери. Но и от друзей Альвенмарка она довольно часто требовала высокой кровавой дани. Такова была математика ее войны. Фенрилу трудно было следовать этому приказу.
Тирану посмотрел на него так, будто прочел его мысли.
— Мы должны казнить рыцарей. Таким образом мы повысим их дань крови. Нет смысла оставлять их в живых. Они наши смертельные враги до тех пор, пока дышат. Если мы отпустим их, они снова подымут меч против нас. Нужно насадить их на дубы на берегу и сжечь. Удостоим их чести умереть так же, как их любимый Гийом. Нужно избавиться от них. Кроме того, они поступают точно так же — убивают наших пленных. Почему мы должны проявлять к ним милосердие?
— Прежде чем уйти, я сосчитаю рыцарей. Если хоть один из них умрет, когда я вернусь, тебе захочется, чтобы мы никогда не встречались.
— Многие из них тяжело ранены, — напомнил Тирану. — Я не умею творить чудеса.
— Придется научиться. Ведь есть же лекари среди твоих ребят. Пусть они сражаются за жизни этих людей! Не позволь им умереть!
— Ты с ума сошел. Ты слишком мягок, чтобы быть полководцем.
Фенрил поглядел в темные жесткие глаза князя.
— Знаешь, я побеждаю рыцарей ордена потому, что сознаю, чем я от них отличаюсь. Если я стану таким, как они, чтобы якобы лучше сражаться, что же мне тогда защищать, какие ценности? Разве не выиграют они тогда, пусть даже я и сражу их на поле боя?
— Это мысли философа, который закрывает глаза на действительность и занимается своими возвышенными идеалами. Они существуют только потому, что есть люди вроде нас, которые с мечом в руке следят за тем, чтобы рыцари ордена не пришли в Альвенмарк и не сожгли наших философов вместе с их библиотеками, как они поступили в Искендрии.
Спорить с Тирану не было смысла. Нужно позаботиться о том, чтобы отстранить ланголлионского князя от командования. Тирану забыл, в чем состоит их настоящая цель. В то же время приходилось признать, что в данный момент у Фенрила нет иного выхода, кроме как передать свои полномочия Тирану. К счастью, всего лишь на пару часов!
— Когда я вернусь, все рыцари должны быть живы, — спокойно повторил Фенрил. — Если тебе это не удастся, я созову военно-полевой суд и объявлю тебя убийцей.
— Как ты только что говорил? «Битва окончена. Враг бежит, нет никаких оснований применять законы военного времени». Боюсь, ты заблуждаешься насчет своих возможностей.
— Ты так думаешь? Или, может быть, ты совершаешь ошибку, считая меня человеком, для которого мораль и право связаны сильнее, чем на самом деле? Рассчитывай лучше на искусство врачевателей, чем на то, что я погнушаюсь насадить тебя на дерево, если сочту тебя убийцей.
— Ты стоишь передо мной в доспехах, обагренных кровью врагов, которых ты убил в бою, и предупреждаешь о том, чтобы я не становился убийцей. Разве ты не видишь, что это абсурд?
— Абсурдно в том смысле, в каком видишь мир ты. Я с собой в ладу. И предупреждаю тебя: не стоит недооценивать мое желание, чтобы все мои приказы выполнялись. А теперь иди и позаботься о раненых!
Мгновение ему казалось, что Тирану хочет произнести что-то еще. Он открыл рот… но промолчал, в последний раз нагло улыбнулся, повернулся и ушел.
Фенрил понимал, что поступил недипломатично и нажил себе врага в лице князя. До сих пор Тирану считал его слабаком и презирал.
Иногда Фенрилу хотелось просто вернуться в одиночество широких ледяных равнин своей родины и забыть обо всех своих заботах. Но кто придет ему на смену? Уж точно не Олловейн. Он устал от войн. Может быть, однажды сделать это сможет Юливее? Тирану не должен был заходить так далеко! Он будет продолжать заниматься своим делом хотя бы только для того, чтобы остановить его. Фенрил поглядел на Сигурда — таким жалким мог выглядеть только человек. Высоченный воин сидел, совершенно подавленный, рядом с телом своего короля.
Фенрил подошел к нему. Но не дружба направляла его шаги.
— Он был великим королем.
Для того чтобы произнести эту похвалу, эльфийскому князю не нужно было притворяться. Гуннар — это варвар, человек, который мог быть на удивление жестоким. А еще мог, не задумываясь, рискнуть жизнью ради друга. Так, как он поступил несколько часов назад на поляне.
Сигурд поднял взгляд, не стесняясь своих слез.
— Почему я не могу лежать здесь вместо него? — с горечью спросил он. — Тогда я обрел бы мир.
Фенрил знал, что темноволосый воин искал смерти в битве, вполне вероятно, считая позором, что он, командир личной гвардии короля, — единственный, кто выжил в этой битве. Эльфийскому князю стало жаль его, но в то же время Сигурд находился как раз в том настроении, в котором нужно.
— У Лута свои планы на тебя, сын человеческий. Планы, в которых ему нужен вернейший из верных и никто иной.
Сигурд засопел. Что-то прозвучало не так.
— Итак, тебе известны планы наших богов, сын эльфийский, — на удивление цинично для варвара ответил воин.
— Я сказал так, потому что полагаю, что вижу узор в нитях судеб, который легче открывается человеку извне, чем непосредственно участвующему в событиях.