Старик сделал неуловимое движение рукой, и под испуганным взглядом Люка глаз выкатился из глазницы.
— Открой рот, мальчик.
— Что?
— Ты меня понял.
Леон взял глаз кончиками пальцев.
— Открой рот. Как же еще я посмотрю, что у тебя внутри?
— Но…
Ничего не понимая, мальчик смотрел на поблескивающий от влаги глаз.
— Это…
— Как же еще я посмотрю, что у тебя внутри?
Люку стало дурно.
— Итак, тебе есть что скрывать!
— Нет. Я…
— Открой рот! — набросился на него старик. — Теперь возврата больше нет. Думаешь, можно прийти сюда и дурачить меня? Давай же, не то я размозжу твой череп об угол стола, словно вареное яйцо. Докажи мне, что ты не подкидыш!
Люк закрыл глаза. По крайней мере он не будет на это смотреть. Затем открыл рот.
— Ну вот.
Старик засунул ему в рот свои толстые пальцы и раскрыл его еще шире.
— Смотри, не проглоти его! Достаточно подержать его во рту.
Глаз был теплым и слегка соленым на вкус, лежал на языке гладенький, словно сырая рыба. Люк решил думать о чем-нибудь другом. О том дне, когда они лежали с Мишель у колодца. О странной истории про рыжих и черных муравьев.
Леон схватил его обеими руками за затылок. Затем наклонился вперед.
— Посмотри на меня, парень!
Старый рыцарь был теперь так близко от него, что их носы почти соприкасались. Дыхание его было слегка кисловатым. В пустой глазнице собралась большая капля крови.
Люк с трудом сдерживал рвоту. Гладкий глаз катался у него во рту. Толкал ли он его языком, или же Леон мог еще и шевелить глазом по своему желанию? Желание рыгнуть стало нестерпимым.
— Не закрывай глаза, парень! — прошипел рыцарь.
Люк вспомнил мечту Мишель. Представил себе, как женщина-рыцарь седлает медведя. Большого черного медведя с красной подпругой и золотыми бубенцами в сбруе. Он представил себе эту картину совершенно отчетливо и улыбнулся. У нее получится. Наверняка. И у него… Его мечта тоже исполнится!
— Достаточно! — внезапно сказал Леон. — Выплевывай!
Люк раскрыл рот так широко, как только мог. Глаз бился о зубы. А потом он наконец оказался снаружи. Мальчик прерывисто дышал. Тошнота едва не задушила его.
— Приведи мне сестру Мишель! — проворчал старик.
— Что…
— Я что, сказал, что хочу с тобой поговорить? Пошел вон! Приведи Мишель и жди снаружи! Я на тебя достаточно насмотрелся. Давай, давай! Выметайся! И смотри мне, не подходи к дому ближе чем на сотню шагов.
Мальчик опрометью бросился бежать из дома, словно за ним гнались эльфы. Он даже не стал тратить время на то, чтобы отвязать кобылу, а побежал прямо туда, где стояла Мишель. Женщина-рыцарь пришпорила своего жеребца и понеслась вниз по склону ему навстречу.
Леон не сдержал ухмылки. Малыш поверил каждому его слову. Старик держал в пальцах свой стеклянный глаз, наблюдая за тем, как разговаривали Люк и Мишель.
Женщина пришпорила коня и понеслась по направлению к дому. Она хорошо умела надевать маску спокойствия. Но все же он видел, что она нервничает. Слишком медленно спешивалась она, слишком нарочито не смотрела на окна. А теперь вот еще пыль с одежды отряхнула. Уж от этого-то она себя избавила бы, если бы не хотела немного отсрочить их встречу.
Леон прислушивался к шагам, сопровождаемым тихим позвякиванием шпор. Когда-то Мишель училась у него. Она была почти героиней. Если бы не ее сестра, она стала бы яркой звездой среди членов ордена Нового рыцарства. Но имя Лилианны всегда было у всех на устах как по хорошему поводу, так и по плохому.
Шаги замерли у двери.
Леон стал катать свой стеклянный глаз по ладони. Хорошая была идея — заставить мальчика взять глаз в рот. От этого он еще немного отшлифовался. Сегодня он сделал это впервые. Обычно хватало, если послушник видел глаз с кровавым деревом.
— Входи, сестра.
Черты лица Мишель заострились. По ней было видно, что позади она оставила тяжелые годы. Он был против того, чтобы посылать ее ухаживать за больными чумой. Семь лет требовалось, чтобы из послушника сделать ученика. А Мишель была одной из лучших на курсе. Было неосмотрительно рисковать ее жизнью, заставляя ухаживать за смертельно больными и поденщиками. Их орден и так слишком мал, чтобы неосмотрительно ставить на карту жизнь даже одного-единственного рыцаря.
— Ты звал меня, брат примарх, — натянуто произнесла она.
Он замахал руками.
— Оставь эти титулы. Мы не на Суде чести и не перед гептархами. Мы брат и сестра, не больше и не меньше. Я благодарен тебе за отчет, который ты передала мне о Люке. — Он видел, что вопрос так и вертится у нее на языке, и решил еще немного помучить ее. — Мужество у мальчика есть. От того, что я с ним сделал, я в двенадцатилетнем возрасте, наверное, наложил бы в штаны. — Леон рассмеялся. — Лучше не спрашивай его ни о чем. Не думаю, чтобы он тебе об этом рассказал. Он удивил меня: сам сообщил, что, возможно, является подкидышем. Либо он очень умен и догадывался, что я и так об этом знаю, поэтому решил опередить события, либо очень честен. Как ты думаешь, что из этого верно, Мишель?
— Я считаю его честным. В нем нет ни капли фальши. В нем… Он особенный. И я молюсь Тьюреду, чтобы это его рука наделила его такими дарами.
— Он одаренный целитель?
Вопрос подразумевал больше, чем могла понять Мишель. Наверняка она знала истории о благословенных — тех немногих людях, рожденных с даром излечивать раны и болезни, которые могли привести к смерти. Но это был только один из их даров, причем самый незначительный! Они были ключом к победе над Другими и встречались очень редко. Каждые два-три года Братству Святой крови удавалось выследить одного из них и привести сюда. Их нужно было формировать, когда они были еще детьми, чтобы сила их могла полностью развернуться. В принципе Валлонкур существовал только из-за них. Даже гроссмейстер и маршал ордена стали бы это отрицать. Даже они не знали о более глубокой тайне, окружавшей школу. При этом для умеющих видеть это было ясно.
Каждый рыцарь нес правду на своем щите. Но ведь мир полон слепцов!
— Мальчик родом из Ланцака?
По лицу Мишель было видно, как сильно подействовало на нее его молчание. Леон улыбнулся, отлично понимая, что улыбка только ухудшит ситуацию. Его улыбка не нравилась никому!
— Да, это написано в моем отчете.
— И он не из рода графа?
Глубоко погруженный в раздумья, Леон поигрывал своей бородой. Название Ланцак что-то говорило ему. Нужно посмотреть в архивах.