— Где это мы, во имя всех святых?

Рене удивленно посмотрел на него.

— В Цитадели ордена. Где же еще?

Люк кивнул на окно.

— Но башня! Такой башни…

— Это все, что осталось от главной башни. Оноре приказал принести в башню сорок бочонков с порохом. Там засела горстка эльфов. Последние, кто еще сопротивлялся. Это было ужасно. Всего двое фехтовальщиков держали целую лестницу. Больше часа! Мы бросались на них снова и снова. Там пал Эстебан, — бесцветным голосом произнес он. — Мишель получила очень тяжелое ранение, а Максимилиам… он сгорел в туннеле у ворот замка. Я знаю, что тоже покоился бы сейчас в холодном камне, если бы не ты. Я помню, что уже не мог дышать. Я… Сегодня утром мы молились за упокой, — его детский голос дрожал. Глаза были полны слез. — Эстебан, Жозе и Максимилиам. Я чувствую себя подлецом. Это несправедливо… Я должен был, как и они… Почему все так обернулось? И в то же время я так счастлив, что остался жив! Я… Я благодарен тебе, Люк. Я благодарен тебе и твоему дару. Я говорю себе, что так решил Господь. У него еще есть для меня задание. Поэтому ты подоспел вовремя, чтобы спасти.

Люк смутился. Не знал толком, что и ответить. Поэтому оба молчали. Сквозь открытое окно доносился шум дождя. Колеса повозок катились по мощеному двору где-то внизу.

Люк смотрел на развалины. Главную башню было не узнать. Такие толстые стены рухнули.

— Мертвые, — произнес он наконец, колеблясь.

Вопрос не хотел срываться с губ.

Рене понял его.

— Друстан и его любимая. Леон…

— Примарх?

— Да, — кивнул Рене. — И Лилианна ранена настолько тяжело, что приходится опасаться худшего.

Его собрату по мечу понадобилось много времени, чтобы назвать все имена. Друзья и соперники. Учителя. Солдаты… Многие, кого он знал.

— А Гисхильда? — спросил Люк, когда Рене наконец умолк.

Мальчик беспомощно развел руками.

— Она исчезла. Говорят, ее утащили эльфы.

— О ней много говорят? — осторожно спросил Люк.

— Конечно! Мы отобьем ее! Неважно, куда Другие ее унесли. Она — одна из нас. Мы поклялись. Сегодня утром, в башне, над могилами наших мертвецов.

Люк отвернулся и уставился на стену, чтобы Рене не заметил его слез. Его товарищи ведь ничего не знают! Он знал, где Гисхильда. И он знал, что ее нельзя вернуть. Ни один рыцарь ордена не попадет туда… Только когда все, что значит для Гисхильды больше, чем его любовь, будет разрушено. В Фирнстайне она настолько же вне досягаемости, как и в заколдованном мире эльфов и кобольдов. Сейчас к ней пути больше нет.

— Ты устал?

— Да, — нетвердым голосом ответил Люк.

— Мы вернем ее, мы ведь поклялись! Ты еще отпразднуешь свою свадьбу. Это точно!

Люк был рад, когда Рене наконец ушел. Он больше не мог справляться со своим горем. Он безудержно рыдал в подушку. Во Фьордландии Гисхильду сделают королевой. А потом она выступит на Друсну. Она будет командовать войском язычников. Если им суждено увидеться вновь, то это произойдет на поле битвы. И она будет стоять во главе его заклятых врагов. Посреди ослепленных ненавистью язычников, хладнокровных эльфов и троллей, которые пожирают трупы.

Он снова посмотрел в окно, на развалины башни. Мощная главная башня казалась ему такой крепкой, созданной на века. Крепкой, как его любовь к Гисхильде. А теперь все разрушено. За один-единственный день. День их свадьбы.

Покинут

— Они были здесь не из-за тебя, — рассудительно произнес Оноре.

Он не хотел, чтобы его слова прозвучали язвительно. Не имел права!

Лутин сидел на своей постели, обхватив колени тоненькими руками. Голова была опущена, он слегка покачивался взад-вперед.

Когда они открыли его комнату вечером после битвы, у него уже не было голоса. Ногти были сломаны, крошечные руки кровоточили. Он колотил кулаками в дверь, кричал, пытаясь перекрыть грохот битвы. В отчаянии вонзал ногти в грубую древесину, словно зверь.

Так или почти так все, должно быть, и было, в этом Оноре был уверен. А раз все было именно так, то это поможет ему перетянуть проклятого лисьеголового ублюдка на свою сторону.

— Они пришли из-за человеческой девочки. Она почти совсем еще ребенок. Но она присоединилась к нашему делу. Хотела выйти замуж за одного из послушников своего звена. Не думаю, что она будет хорошей принцессой Фьордландии. Они забрали ее… Но сердце Гисхильды все еще с нами. И так будет всегда. А про тебя, Ахтап, они забыли. Или думают, что ты погиб. Или потерялся на колдовских тропах, о которых ты мне когда-то рассказывал. Может быть, они даже думают, что ты просто сбежал.

Кобольд поднял взгляд.

Впервые с тех пор, как Оноре вошел в его камеру. Наконец-то! Он заполучит его. И большую часть работы за него сделали Другие.

— Я знаю, ты не дезертир. Ты всегда верно служил своей королеве. Был хорошим лазутчиком. Но ты ведь знаешь, как относятся в Альвенмарке к лутинам. У твоего народа дурная слава. Ты знаешь, что они были снаружи, на стене? Им стоило лишь поднять засов на твоей двери. Одно-единственное движение рукой — и ты был бы свободен. Но они давно бросили тебя. Будет лучше, если ты посмотришь правде в глаза. Эта маленькая принцесса… она нужна им, хотя и перебежала к нам. Но тебя, Ахтап, несмотря на то что ты все эти годы сопротивлялся… — Оноре улыбнулся. — Да, я знаю, от меня ты ничего не скроешь. После того, что произошло с троллем, ты перестал молчать. Но я читал все протоколы твоих допросов. Ты ничего особенного не рассказал. Моих собратьев по ордену ты, может быть, и обманул, но не меня! Ты знаешь, кто я. Ложь и обман — вот чем я занимаюсь каждый день. Больно, не так ли? Ты всегда оставался верен им, насколько это было возможно. И что в благодарность? Они забыли о тебе!

Оноре дал лутину время, чтобы тот прочувствовал эти слова. Лисьеголовый кобольд перестал раскачиваться взад-вперед.

— Ты знаешь, почему тебе не дали лестницу, чтобы ты мог смотреть в окно, Ахтап?

Кобольд снова поднял взгляд, но по-прежнему продолжал молчать.

— Леон, старый рыцарь ордена, который часто приходил к тебе, боялся, что ты воспользуешься ею для того, чтобы лишить себя жизни. Он опасался, что ты привяжешь свою простыню к решетке на окне и повесишься. Ты, наверно, думал, что мы отказываем тебе в лестнице, чтобы помучить… Все как раз наоборот. Мы хотели защитить тебя. — Оноре одарил лутина хорошо заученной улыбкой. Она должна была казаться теплой и открытой. — Видишь, твои якобы враги заботились о твоей жизни, а твои якобы друзья порвали с тобой и считают тебя мертвым. Иногда жизнь выкидывает странные коленца, не правда ли?

Ахтап по-прежнему молчал, но Оноре в буквальном смысле слова чувствовал, как ломается сопротивление кобольда.