Пожалуйста, не надо плакать, когда станешь читать это. Слезы — не в твоем духе. Я всегда любил твой смех. Оглядываясь назад, я припоминаю семь различных видов твоего смеха. Сейчас, когда твои глаза читают эти строки, я уже рядом с тобой, если Тьюред будет ко мне благосклонен. Слишком поздно, ты не успеешь еще раз взойти на мой эшафот. Я улыбаюсь без горечи, когда думаю о том, как наивны мы были в любви, когда были детьми, когда думали, что наша судьба будет повиноваться нашей любви. Моя судьба в конце концов привела меня к палачу. Но я горжусь всеми часами счастья, которые мы вырвали у смерти.

Мои мысли то и дело возвращаются к лету, когда мы впервые поцеловались. Ты поднялась ко мне, на утес, где я спал, слушала мои сны. Боюсь, мой первый поцелуй был не очень хорош. «Это не поединок, Люк», — сказала мне ты. И твои слова сопровождались теплым, сердечным смехом, который не обижает, а приглашает присоединиться. А потом ты меня поцеловала… Твой смех в тот летний вечер будет звучать в моих ушах, когда я предстану перед палачом, и я почувствую твой поцелуй на своих губах. Он облегчит мне последний путь, потому что ты ведь со мной, в моем сердце, как и все эти годы. Пусть даже в священных книгах Церкви ничего об этом не сказано, я совершенно уверен, что скоро снова буду рядом с тобой. В этом я поклялся тебе, моя принцесса. И так будет. Моя любовь приведет меня к тебе. Я твой рыцарь. Навеки.

Двенадцатое письмо, хранящееся в шкатулке из китовой кости в комнате Трех ключей Торговой конторы Валлонкура

Без выхода

Альварез проснулся с криком. Рядом с ним на постели сидела блондинка. Под глазами у нее были темные круги.

— Плохо спалось, красавица моя?

Его голос казался похожим на недовольное ворчание пса. Во рту стоял неприятный привкус, и больше всего ему хотелось сплюнуть на пол рядом с кроватью.

— Вовсе нет, — ответила светловолосая.

Мастер флота сел на постели, подтянул ноги и оперся локтями на колени. Глубоко в голове шумел бой; было такое ощущение, словно в данный момент стреляет батарея тяжелых осадных орудий. Ему было плохо. Раньше он лучше переносил попойки. Но раньше он пил для того, чтобы получить удовольствие. Не для того, чтобы забыть.

Светловолосая женщина, не отрываясь, смотрела на него, но сказать, что она таращилась, было нельзя. Хотя утро только начиналось и неровный свет скрывал следы прошедших лет, выглядела она старой. Вокруг глаз и в уголках губ было много морщин. Губы слегка припухли. Они были чувственными. Вызывающими.

Взгляд его опустился ниже. Тело еще казалось молодым. Большие груди были упругими и бледными, словно луна.

Альварез потянулся. Ему хотелось остаться здесь. Прижать ее к себе и любить.

Он сделал глубокий вдох, а потом вздохнул.

Вокруг бедер она обернула кусок ткани. Он был теплого шафраново-желтого цвета. В маленькой комнатке еще пахло их любовью, старым потом и его сапогами. В какую-то щель пробрался солоноватый аромат моря.

Ставни на окнах были закрыты. Сквозь них не проникал даже серый рассветный свет. У него еще оставалось немного времени. «Эренгар» выйдет из гавани, когда красный солнечный диск поднимется из морских вод. Вопреки правилам маленький парусник только сегодня возьмет на борт провиант. Альварез ухмыльнулся. Наверняка только что назначенный капитан «Эренгара» уже на ногах и проклинает его за то, что корабль будет оснащен самым необходимым в последнюю минуту.

В число привилегий мастера флота входило то, что он мог устанавливать правила, а то и пренебрегать ими. Но насколько далеко он может зайти? Альварезу захотелось оказаться на месте капитана, который сейчас ругает его.

Висок пронзила резкая боль. Битва в его голове достигла новой кульминационной точки. Он прижал руки ко лбу и надавил изо всех сил, словно хотел помешать тому, чтобы его голова взорвалась.

Блондинка села рядом, руки скользнули на его спину. Сильные руки. Теплые. Она принялась массировать его.

— Ты плохо спал. Часто кричал во сне.

Альварез не помнил своих снов. Подумал о том, что нужно сделать сегодня, и ему снова захотелось провалиться в сон. И пусть даже сны заставляют его кричать.

Взгляд его пробежал по ставням. Пока даже не сереет! У него есть еще немного времени.

Было приятно чувствовать на спине теплые ладони. Головная боль поутихла.

— Марина, — пробормотал он. Ее имя внезапно всплыло в памяти, словно доска в беспокойном море.

— Да?

Теперь он вспомнил все.

— Ты принесла одежду, которую я просил?

— Да, господин. — Она перестала массировать. — Но она не подходит тебе. Воняет потом и рыбой.

Честный запах, подумал он. Не такой, как у предателя, от которого воняет дешевым вином и купленной любовью.

— Ты меня любишь, Марина?

— Конечно, мой дикий вепрь.

Он не сдержал улыбки. Ее ответ последовал настолько быстро, что нельзя было не понять, насколько она серьезна.

— Пойдешь со мной, любимая?

Она откинулась назад. Его голова опустилась на ее плечо. Теперь ее лицо было прямо над ним. Он чувствовал ее теплое дыхание. Женщина скривила губы в насмешливой улыбке. Но глаза ее были печальными, окруженными морщинками.

— Итак, тебе нужно мое лоно, но платить за него ты больше не хочешь. И позволь, я угадаю… Тебе нужен кто-то, кто будет следить за тем, чтобы на твоем столе была хорошая еда, кто всегда будет встречать тебя добрым словом — вне зависимости от того, насколько удачным был у тебя день.

Альварезу нравился ее тяжелый акцент. Он выдавал уроженку Эгильских островов, каменного сада посреди мора, зеленого от кедров, древних, как сам мир, и чудесных виноградников.

Казалось, акцент еще больше подчеркивает иронию в ее голосе. Она взглянула на стул, где висел его набрюшник с золотыми кистями. Она знала, кто он. Поэтому не могла себе даже представить, что он может говорить серьезно.

— Ну, так что? — продолжал настаивать он.

Если она примет предложение, он нарушит все правила и предаст свой орден. Он устал от власти, от конфликтов между якобы обязанностями и тем, что он понимал под рыцарским учением. Все было в ее руках. Сам он не отваживался принять такое решение.

— Если ты придешь и вложишь мне в руку две серебряные монеты, то получишь от меня все — на одну ночь. Все, кроме моего сердца. Моему сердцу нужно нечто большее, чем немного серебра и пара ласковых слов.

«Твоя любовь кажется такой настоящей, и тем не менее ты меня совсем не знаешь», — подумал он. Мирелла поняла бы его. Она умела заглянуть на самое дно его души. Больше таких людей он не встречал. Сколько лет прошло со времени ее исчезновения. Альварез приказывал искать ее. Много золота отдал за это. Но никто не знал его Миреллу. Ни в Марчилле, где они повстречались, ни в северных городах. Словно она была призраком, появившимся, чтобы исчезнуть без следа.