— Могу я представить тебе брата Игнациуса? — произнес более молодой из рыцарей.
— Игнациус Рандт?
Пожилой рыцарь слегка поклонился.
— Прости, пожалуйста, мои дурные манеры. Как простому рядовому рыцарю это мне подобает представить тебе брата Эрилгара, маршала ордена Древа Праха.
Лилианна улыбнулась тщеславной игре обоих. Игнациус сам когда-то был маршалом ордена. Почему он передал свой пост младшему брату, женщина-рыцарь не знала. Она перевела взгляд на стол.
— Верно ли соотношение сил на карте?
— Может быть, сразу, в начале разговора, договоримся о том, чтобы отказаться от лжи и интриг? — это произнес брат Игнациус.
— Верна ли карта?
Рыцари переглянулись. Затем Эрилгар кивнул.
— Да. Мы серьезно уступаем войскам Древа Крови. По нашим подсчетам у твоего ордена в этой провинции около двадцати пяти тысяч вооруженных людей. Мы же, в свою очередь, можем выставить, может быть, тысяч пятнадцать. Что касается флота, то тут ваше превосходство еще более очевидно. Ты должна знать, что нам нет интереса вести войну против братьев-рыцарей. Не то чтобы мы боялись… А еще ты знаешь, что в перспективе тебе не выиграть. Но если мы посмотрим на все это более беспристрастно, чем князья Церкви, сидящие в Анискансе, то от этой ссоры оба ордена только проигрывают. В то время как наши почти побежденные враги получают, быть может, годы для того, чтобы подготовиться к защите Фьордландии.
Лилианна кивнула. Она была удивлена тем, что эти двое так откровенны. Она предполагала, что брат Игнациус по-прежнему является главой ордена, хотя Эрилгар и занимает пост маршала.
— Я тоже придерживаюсь такого мнения, но если я должна подчиниться требованиям брата Луи, то иного выхода, кроме войны, не вижу. Я не могу просто сложить оружие и передать на вашу милость сотни своих братьев-рыцарей. Что же касается полков ордена, то я не питаю иллюзий. Простые пикинеры и аркебузиры по большей части не станут противиться тому, чтобы в будущем сражаться под вашими знаменами.
Игнациус задумчиво покрутил между пальцами кончик бороды.
— Просто забудь о брате Луи. Его мы послали потому, что орден легко оправился бы от потери. Мы никогда не предполагали, что ты признаешь комтуром одного из наших рыцарей. С учетом темперамента брата Альвареза мы гораздо больше опасались получить в ответ голову нашего посланника. Мы надеялись на то, что состоится вот такой разговор.
Лилианна посмотрела на обоих.
— И что? Я здесь, но, честно говоря, выхода не вижу. Мои рыцари так просто вашему ордену не подчинятся. Как мы можем избежать борьбы, если вы повинуетесь приказам гептархов?
— А вот это, Лилианна, исключительно в твоих руках. Ты — ключ. Переходи в наш орден!
Эти слова показались ей пощечиной. Такой наглости она от брата Игнациуса не ожидала. Напротив, хотя раньше она и не встречалась с ним лично, до сих пор она считала его одним из самых способных теоретиков военного дела современности. Она знала все его труды. И его книги были основой ее уроков в Валлонкуре.
— Такое предательство моего ордена для меня даже не обсуждается. Если это все, что вы можете предложить, то можем закончить разговор.
Старый рыцарь сердито покачал головой.
— Хотя бы из вежливости, сестра, дай мне закончить свою мысль и попытайся на миг забыть о своей гордости, которая ослепляет тебя. Если ты перейдешь в наш орден, то брат Эрилгар сей же час назначит тебя комтуршей. Комтуршей новой провинции Воронья Башня. Он обладает всеми полномочиями для этого. Таким образом ты получаешь верховное командование над вашими войсками. Тебе нужно убедить их выступать отныне под знаменами Древа Праха, но мы оставим за вашим орденом право на личный герб. И если на этом гербе будет геральдический символ Древа Крови, мы не станем возражать. Это все, что мы можем предложить в качестве разумного решения. Пожалуйста, подумай над этим предложением с холодным умом. В Анискансе произошли вещи, на которые мы повлиять уже не можем. Гептархи предали Новое Рыцарство анафеме. Твой орден распущен, Лилианна. Теперь от тебя зависит, спасти ли то, что еще можно спасти, и предотвратить братоубийственную войну по крайней мере здесь, в провинции Друсна. Я знаю, каким весом обладают твои слова и твои поступки в Новом Рыцарстве, сестра. Поэтому я прошу тебя: действуй осмотрительно.
Оноре не знал, день сейчас или ночь. Его окружала тьма. Он знал, где находится. На этот раз он был в полном сознании, когда его приволокли сюда. Холодное железное кольцо опоясывало его бедра. Он был прикован к стене в той самой нише, где недавно метался между жизнью и смертью. Нише, предназначенной для того, чтобы ставить в нее саркофаг. Труп.
Но сейчас он был в подземелье один. Не было вопрошающего и писаря. Странно, но ему не хватало этих двоих больше, чем Мигеля. Они владели его снами и страхами. Они причиняли ему боль и дарили облегчение.
У Оноре возникло ощущение, будто его чувства неестественно обострились. Он ощущал запах чернил писаря. Вероятно, он не закрыл маленькую чернильницу, стоящую на пульте в углу. Он был несколько неряшливым человеком… Примарх был почти что уверен в том, что помнит чернильные пятна на его рясе. О времени после того, как его едва не застрелили на площади Священного гнева, он почти ничего не помнил. Как будто от толстой книги осталось всего несколько страниц.
Оноре напрягся. Цепь мешала ему покинуть нишу. Было холодно, никто не нагревал сковороду с угольями.
Ему хотелось пить. В левой подмышке что-то дергалось. Может быть, у него завелись вши? Культя ткнулась в левое плечо. Он тяжело вздохнул. К тому, что теперь у него нет правой руки, он все никак не мог привыкнуть.
Все его раны исцелились. Он был полон сил. Но то, чего больше нет, излечить нельзя.
Он поднес культю к глазам. Ничего! Темнота была абсолютной. Он потер покрытым шрамами концом руки лицо. Рука была мягкой. Оноре попытался представить себе, как она выглядит.
Звук заставил его замереть. Кто-то стоял у двери в его темницу. Засов терся по дереву. Свет ослепил Оноре. Примарху пришлось зажмуриться.
Кто-то вошел. От него пахло ладаном. И был здесь еще один звук. Он напомнил ему корабли. Оноре потребовалось мгновение, чтобы узнать его. Пеньковая веревка!
— Чтобы не было недоразумений, брат. Я здесь затем, чтобы устранить из мира неприятности.
Оноре узнал бы этот голос из тысячи. Он принадлежал Жилю де Монткальму. Примарх заставил себя дышать ровно. Он не открывал глаз. Он знал, что, если попытается открыть их, свет ослепит его. И, хочет он того или нет, из глаз у него покатятся слезы. Этого удовольствия он Жилю де Монткальму не доставит!
— Кого ты привел, брат?
— Палача с эшафота. Он добросовестный человек. Хочет доделать незаконченную работу.
— А какой ты человек, Жиль? Умный или добросовестный?