Борис Иванович снова закрыл глаза. Затылок ломило со страшной силой, и он решил, что вчера не выдержал-таки и напился, поддавшись на уговоры Подберезского.., а впрочем, вполне возможно, что и в одиночку.
Настроение, помнится, было самое то. Да еще этот сопляк-таксист...
Вспомнив про таксиста, он удивился: между этим юным наглецом и его собственным пробуждением лежала пропасть, в которой не было ничего, кроме полной темноты. Вот это я дал, с неловкостью подумал он.
Черт знает из чего нынче делают водку. Как в том анекдоте про мужика, который скандалил в магазине, утверждая, что ему продали несвежую водку; выпил, мол, пять бутылок, а потом всю ночь тошнило...
Голова болела неимоверно. Ну чему же тут удивляться, с философским смирением, присущим по утрам большинству русских людей, подумал он и, морщась, дотронулся до головы. Пальцы наткнулись на толстый слой марли. Борис Иванович открыл глаза и резко сел на кровати. Его качнуло, мир перед глазами сделался расплывчатым, но Комбат не дал ему ускользнуть, крепко вцепившись руками в матрас.
— Очнулся, герой? — сказала пожилая женщина в белом халате и такой же шапочке. — К тебе гости.
Она вышла из палаты, и Рублев сообразил наконец, где он: это была больница. Он попытался припомнить, каким ветром его сюда занесло, но не смог. Вспоминалось только, что он собирался оборвать таксисту уши.
«Неужели это он меня так отделал? — ужаснулся Комбат. — Да быть такого не может!»
В палату, пряча беспокойство за широкой улыбкой, вошел Подберезский. В руке он держал туго набитый полиэтиленовый пакет.
— Ну что, командир, достали они тебя все-таки? — спросил он, придвигая к кровати стул и усаживаясь.
— Да кто достал-то? — не в силах ничего понять, спросил Комбат. — Таксисты?
Подберезский нахмурился и озабоченно посмотрел на него.
— Черт, — сказал он. — А врач обещал, что все будет в порядке... Какие таксисты?
— Ни хрена не помню, — признался Борис Иванович. — Ехал домой, поругался с таксистом.., нет, не помню.
— Где ж тебе вспомнить, — сказал Подберезский. — Подстрелили тебя. Засадили в затылок, как я понимаю, с соседней крыши. Из снайперской винтовки, наверное.
— И убили наповал, — подхватил Комбат. — Или пуля отскочила? Что ты плетешь-то, Андрюха?
— Пуля прошла по касательной, — ответил Подберезский, деловито выкладывая из пакета оранжевые апельсины и крепкие антоновские яблоки — как раз такие, как любил Комбат.
— А это что такое? — спросил Борис Иванович.
— Витамины, — ответил Андрей.
— Да пошел ты со своими витаминами! Штаны мне принеси, вот что. Нечего мне здесь делать. Уеду к чертовой матери в какую-нибудь Ялту, буду лежать в гостинице и пить водку. Может, еще успею в море окунуться. Здесь все равно жизни не дадут. Надоело, пропади оно все пропадом!
— Не понял, — сказал Подберезский.
— Зато я понял. Ну чего мы, спрашивается, корячились? Бегали, прыгали, стреляли — зачем? Я думал, ты в машине сгорел, ты думал, что мне башку прострелили, — сплошная нервотрепка, а чего ради? Нет, Андрюха, это не по мне. Сам в это дерьмо больше не полезу, и тебе запрещаю. Не суйся, понял? Узнаю, что ты к этому Шарову на пушечный выстрел подошел, — башку отвинчу. Так что давай неси штаны и все остальное. Мы ведь с тобой выпить собирались, забыл?
Вот и посидим, ребят позовем...
— Извини, Иваныч, — каким-то сразу почужевшим голосом сказал Подберезский. — С выпивкой придется повременить. Я тебя другим знал, мне к тебе теперь долго привыкать придется. Да и привыкну ли еще...
Он закончил выкладывать на тумбочку продукты и встал.
— Поправляйся, Иваныч, — сказал он, — Даст Бог, увидимся.
— Ну и хер с тобой, — напутствовал его Комбат. — Смотрите, какой правильный...
Подберезский не ответил. Держась очень прямо, он подошел к двери, взялся за ручку и немного помедлил.
— А знаешь, Иваныч, — не оборачиваясь, сказал он, — они Антона Антоновича убили. Он в машину сел, ключ повернул, ну и...
Комбат, кряхтя, сбросил ноги на пол и встал, для верности придерживаясь за спинку кровати. Он выбрал из лежавшей на тумбочке кучки яблоко, с хрустом откусил и пожевал, не ощущая никакого вкуса.
— Что ты мне принес? — ворчливо спросил он, почти не слыша собственного голоса. — Не яблоки, а какая-то вата. Не дали полежать, сволочи. Ничего у меня не вышло, Андрюха, — пожаловался он.
— Что у тебя не вышло? — через плечо спросил Подберезский, все еще держась за дверную ручку.
— Что надо, то и не вышло, — огрызнулся Комбат. — Не твое дело. Штаны мне принеси.
Подберезский повернулся всем корпусом.
— Погоди, — сказал он, внимательно всматриваясь в Бориса Ивановича, — погоди-ка... Это что же получается — ты меня купил, что ли?
— Больно ты мне нужен, — буркнул Борис Иванович и отвернулся.
— Точно, купил, — упавшим голосом сказал Подберезский. — Решил, значит, мое молодое здоровье поберечь. Супермен, Рэмбо хренов, Терминатор с Москва-реки... Опять за свое?
— За какое такое свое? — по-прежнему старательно отводя глаза, проворчал Комбат. — Я правду говорю: нечего тебе в это дело путаться. Хватит, наигрался. А будешь на старших обзываться, дам по шее и выкину в окошко. Тут какой этаж?
— Шестой.
— Вот с шестого и выкину. Штаны неси, черт бы тебя подрал, не могу же я в трусах по городу бегать!
Подберезский молча полез в свой пакет и бросил на кровать джинсы, свитер и десантный тельник. Ботинки с засунутыми в них носками он поставил под кровать.
— Куртка в машине, — сказал он. — Ты куда, собственно, собрался?
— К генералу, — ответил Борис Иванович, натягивая джинсы. — К Ивану моему Андреевичу. Очень мне хочется узнать, отчего у адвокатов машины сами собой взрываются. Еще хочу спросить, как это вышло, что после нашей с ним встречи какой-то мазила пытался фейерверк из моих мозгов устроить.
— Не стоит, — сказал Андрей. — Я у него уже был.
Ничего он тебе не скажет.
— Скажет, — зловещим тоном пообещал Комбат, просовывая голову в тельник. — Мне — скажет.
— Не скажет, — повторил Подберезский и твердо посмотрел ему в глаза.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
Потом Комбат легонько пожал плечами и одернул тельник.
— А, — довольно равнодушно сказал он, — ясно.
Но тебе-то сказал?
— Мне сказал. Я к нему подход нашел.
— Долго искал? — спросил Борис Иванович, снова садясь на кровать и завязывая шнурки.