Чуть приоткрыв веки, я полюбовалась глубокой синью неба с изредка проползающими кляксами облаков и села. Поле. Метрах в пяти начинался лес. У раскидистой березы мне почудилось шевеление.
Я поднялась, все еще опасливо наступая на ногу, и замерла. Гришка! Сосед сидел, привалившись к толстому стволу, а напротив него застыла изваянием уже знакомая мне серая зверюга.
Волчик!
Словно почувствовав мой взгляд, зверь поднялся и, смерив меня долгим взглядом, одним прыжком скрылся в чаще. Парень тоже обернулся и, вскочив, направился ко мне.
– Ли-иза? Как ты себя чувствуешь? Как нога?
– Не заговаривай мне зубы! – Я огляделась. Озеро! Все-таки дошли! – Скажи, зачем вчера возле дома лесника ты при виде этой зверюги так убедительно изображал панику? И зачем лесник врал насчет своего пса? Какая тайна в том, что вы с ним приручили волка? Ведь то, что это не собака, увидит даже слепой!
Он остановился в метре от меня, и я замолчала, глядя в его ярко-зеленые, словно подсвечивающиеся изнутри глаза.
– Ты права, но все это лишь для того, чтобы успокоить тебя. Вы, люди, почему-то так боитесь волков, что…
– Люди? А кто тогда ты?
Он помолчал. Его глаза вдруг словно выцвели, становясь блекло-серого цвета.
– Странный вопрос. Григорий. Сосед.
– И без тебя знаю! – отмахнулась я и вздрогнула, заметив наверху, среди веток, едва уловимое движение. На секунду мне вдруг показалось, что я вижу большую обезьяну! Почувствовав уже знакомую липкую жуть, внезапно сдавившую сердце, я ухватила парня за руку и потянула в сторону озера. – Пойдем отсюда! Мне здесь плохо.
– Ты… что-то видела? – наконец поинтересовался он, когда мы почти добрались к дому.
– Да… нет. Не знаю! Какую-то тень.
– Может, волк?
– Может, – усмехнулась я, окинув внимательным взглядом окружавший нас лес. – Только если он умеет быстро бегать по деревьям. Или, может быть, в вашем лесу есть обезьяны?
Он помрачнел, но все же вернул мне улыбку.
– В нашем лесу есть все. – И направился к домику. – Ты голодная?
– Есть немного… – Я пошла за ним. – А какие будут предложения?
– Ты забыла? Вчера мы здесь оставили много печеной рыбы. К тому же Петр просветил меня насчет своих запасов. – Гришка легко взбежал по скрипучим ступеням и исчез за дверью. – Надо…
Его голос оборвался. Чувствуя нарастающее беспокойство, я влетела на крыльцо и, распахнув дверь, замерла. Сено, еще вчера покрывающее пол духмяной периной, превратилось в золу. Да что там сено, все: еще вчера заботливо выкрашенные стены, пол и потолок – оказались почерневшими и вздувшимися, словно здесь прошлись напалмом. Окно не разбито, но оплавлено так, что через него можно увидеть только цветные пятна, в которых угадывались синь неба, зелень леса и кусочек золотистого берега.
– Это что же здесь такое произошло? – Я переступила с ноги на ногу, оставляя следы в покрывающем весь пол неровном слое пепла.
Гриша не ответил. Обойдя по периметру комнату, он выудил из кармана нечто круглое, отдаленно напоминающее черную шайбу, вгляделся в эту штуковину, как в компас, и, шагнув к квадрату люка, дернул его за оплавленное кольцо.
– Будь тут. – Он спрыгнул в дохнувшую сыростью темноту.
Я замерла, ошалело оглядываясь.
Н-да, мрачная картинка! Послушалась на свою голову! Интересно, что лучше – лес со странными тварями или обгоревший дом? Причем обгоревший только изнутри!
Подойдя ближе, с опаской заглянула в люк. Несколько уходивших вглубь ступенек были видны прекрасно, а вот потом все заливали чернила мрака.
– Гри-иш! Гри-ша?
Ти-ши-на…
Интересно, что можно делать в темном подвале? Так до-олго! Сколько уже прошло времени? Пять минут, десять? Для меня целая вечность!
– Гриш, я иду к тебе!
Никакого ответа.
Немного подождав, я мысленно попрощалась со своими новенькими джинсами и, усевшись на обгорелый пол, спрыгнула на первую ступеньку. Под ногами бездонным омутом плескалась темнота.
Отлично! Знать бы еще, чего мне в доме не сидится? Пусть в сожженном, но освещенном солнышком. Лезу, понимаешь ли, в какую-то могилу! И ради чего? Кого?
За безрадостными размышлениями я не заметила, как ступеньки закончились и нога встретила пустоту.
Ой, мамочка! А главное – ничего не видно!
Я похолодела от невероятной догадки.
А если дна нет? Ну или очень далеко? А вдруг Гришка туда просто упал?
– Гри-иш! Гриша!!!
Хотя вряд ли: эха нет, звук гасится, как при земляных стенах…
Я села на последнюю ступеньку, затем перевернулась на живот, начала осторожно сползать и… встала на твердый пол.
Ура! И что только не лезет в голову, когда висишь одна и в темноте!
Глаза понемногу стали привыкать. Плотный сумрак разрезали тени, даже не показав, а лишь наметив углы и стены. Я огляделась. Скорее всего комнатка когда-то была кладовой. На дальней стене, опутанные дырявой шалью вековых паутин, крепились толстые полки. На полу виднелись остовы не то ящиков, не то сундуков, а в углу темнела разверзнутым ртом арка входа. Дверь, а точнее – сбитая из досок крышка, валялась рядом.
Так вот, значит, куда пропал Гришка!
Подойдя ближе, я заглянула в абсолютную тьму.
Брр, идти туда?
– Гри-иш! – Мой голос вспыхнул и тут же погас, словно испугавшись царившей здесь тишины.
Вдруг из глубины тоннеля донесся звук.
Ладно!
Я шагнула в темноту и прислушалась к ощущениям: под ногами что-то твердое – кирпичи или камни. Раскинув руки, я коснулась влажных, гладких, чуть выпуклых стен. Угу. Коридор неширокий, скорее всего, каменный…
Сделав несколько осторожных шагов, я осмелела и пошла вперед, но через несколько метров едва не врезалась в стену. Ощупав внезапно выросшую передо мной преграду, я с удивлением почувствовала, как рука провалилась в пустоту.
Хрустнув по истлевшим дощечкам, видимо когда-то бывшим дверью, я шагнула дальше и остановилась, кожей ощутив чье-то присутствие.
– Кто тут?
Воздух шевельнулся почти у самого лица, словно что-то наклонилось ко мне близко-близко, будто разглядывая.
Я попятилась, наткнулась на что-то мягкое и теплое и, не выдержав, заорала.
– Тихо ты! – Одна рука обхватила меня за талию, вторая зажала рот, наглухо перекрыв доступ воздуха и выход звука. – Не кричи. Это я. Сейчас я тебя отпущу. Держись за меня. Пойдем вперед. Впереди ровный каменный пол.
Услышав негромкий Гришкин голос, я тут же успокоилась, а почувствовав свободу, вцепилась ему в руку и так же, как он до этого, приглушенно заговорила: