Но где-то я надорвался, в теле жуткий озноб, ломит суставы, как у ревматика или подагрика. Во рту слюна высохла, язык в трещинах, как пустыня Гоби.
В прохожей прозвенел звонок. Я услышал, как сквозь вату, даже не понял, что надо открыть, все рассматривал себя, что-то во мне изменилось, но что – не врубаюсь.
Дверь в прихожую распахнулась, мама вошла, на ходу убирая ключ в сумку.
– Ты дома? – удивилась она. – А я звоню, звоню…
– В туалете сидел, – выкрутился я. – Ну не мог, не мог…
– Ладно-ладно, – сказала она торопливо и отвела взгляд, все еще уверена, что я тайком мастурбирую в ванной, – ты уже обедал? По глазам вижу, голодный… Сейчас вымою руки и быстро приготовлю что-нибудь…
– Я обедал, – признался я, – но что-то подсказывает, что не откажусь снова. Наверное, у меня солитер. Это он есть просит.
Она всплеснула руками.
– Какой солитер?
– Большой, – объяснил я, – вечно голодный. Наркоман, наверное.
– Наркоман? – переспросила мама испуганно. – Почему наркоман?
– Теперь все наркоманы, – объяснил я, – даже солитеры. Но только не я, мамочка!
Она с облегчением вздохнула.
– Тьфу на тебя, такое сказать перед обедом…
Она пошла в ванную, а я быстренько нырнул в свою комнату и торопливо поглотал капсулы, запивая водой, а ложку глютамина развел в чашке, быстро размешал и выпил залпом, пока мама не видит. И хотя знает, что я употребляю «эти гадкие добавки», но лучше это делать не при ней.
За столом она сказала все так же печально:
– Ты на себя хоть смотришь?
– Когда бреюсь, – ответил я гордо, я уже бреюсь, у меня настоящая бритва. – А так, я не девчонка, чтобы все время смотреть в зеркало! В мужчине должна быть некая небрежность…
– Щеки запали, глаза ввалились… Зачем себя так мучаешь?
– Это сладкие муки творчества, – ответил я. – Я творю!
– Что творишь?
– Свой организьм! Свои мускулы.
– Ох, сынок…
– Все ништяк, мама, – заверил я бодро. – Увидишь, все будет хорошо. Разве не лучше, что я качаюсь, а не в подворотне с наркоманами?
Это коронный довод, я сам слышал, как она однажды говорила жалующейся на сына соседке, что лучше пусть уж сидят за этими проклятыми компьютерами и сражаются в проклятые компьютерные игры, чем наркоманят, пьют да совокупляются где попало и с кем ни попадя.
Мама покачала головой, в глазах грусть, но не нашлась, что ответить, только смотрит с мягким укором…
– Будь осторожнее, – сказала наконец тихо, – мир опасен.
– Буду, – пообещал я, хотя осторожные хоть и живут дольше, но никогда ничего не добиваются в этой жизни. Осторожные до конца проживут посыльными, а разве мне не суждено намного больше? – Буду, мама. Только мы еще опаснее.
Она вздохнула, зная цену моим обещаниям.
– Голова не болит?
– Нет, мама.
Я встал, она тоже поднялась и, перегнувшись через стол, потрогала мне лоб. Пальцы ее оказались приятно прохладными.
– Ого, – вскрикнула она испуганно. – У тебя жар!
– Да никакого жара, – возразил я. – Все хорошо.
– Как нет? А ну поставь термометр!
Термометр, к моему удивлению, показал тридцать восемь, многовато, хотя я чувствую себя относительно хорошо. Если не считать, конечно, ломоты в мышцах: протеины протеинами, но никакие мышцы не нарастут, если не показывать им, где именно расти.
– Это разогрев мышц, – объяснил я, хотя, конечно, при разогреве температура не повышается. Во всяком случае, на целые градусы. – Это во всех энциклопедиях написано!
– Нельзя так над телом измываться, – вздохнула она. – Вот выйдет боком, наплачешься!
– Все под контролем, – заверил я.
Закрывая за собой дверь в свою комнату, чувствовал между лопаток ее беспомощный взгляд. Когда я за компом, двери не закрываю, но когда качаюсь, ей лучше не смотреть: мало кто из старшего поколения может понять, как это можно надрываться, поднимать огромные тяжести час за часом и все задурно, бесплатно!
А я в самом деле ежедневно истязаю себя, у меня рядом с постелью скамья для жима и солидный набор гантелей. Сегодня качаю плечи, завтра – грудь, послезавтра – спину и пресс, руки – раз в неделю, им и так достается, даже если качаю косые или широчайшие спины.
Вечером я принял на ночь Gaba и мелатонин, то и другое активирует выработку гормона роста, мелатонин – за час, Габу прямо перед сном, лег и в самом деле ощутил, что температура еще выше. Явно выше, чем тридцать восемь, но это и понятно, к вечеру всегда больше, хоть при простуде, хоть еще как. Встать и померить бы, но, во-первых, нет никакой боли, во-вторых, в теле слабость, как будто уже проваливаюсь в сон, хотя вообще-то обычно засыпаю хреново.
Среди ночи проснулся и встал в туалет, зашел на кухню, где отпил из шейкера стакан приготовленной смеси. Как известно умным, той пищи, что съедаем вечером, организму хватает только на четыре-пять часов, а потом этот вечно голодный крокодил начинает пожирать собственные запасы. У меня же лишнего в теле нет, умные бодибилдеры на такие случаи заготавливают еду. Не жареную курицу, понятно, а вот такую легкую жидкую смесь, что проскакивает быстро, оставляя в организме необходимые белки.
Выпил с жадностью целиком, хотя обычно оставляю половину на утро. Показалось, что зашипело в горле, превращаясь в пар, настолько разогрелся во время сна, явно температура высокая, уже очень высокая. Если к утру будет такая же, придется тащиться к врачу, как я их всех ненавижу…
На обратном пути зашатало, ухватился за стену. Перед глазами поплыло, кое-как дополз до постели. Сердце бухает, как молот, впервые стало по-настоящему страшно. Вообще-то все мы, бодибилдеры, принимаем непроверенные препараты, но только так становятся чемпионами. А тем, кто хочет принимать только проверенные и одобренные медицинскими советами, придется подождать лет пятнадцать-двадцать. И снова опоздать, потому что в лидерах снова будут те, кто принимает непроверенные новинки.
Лежа на спине, таращил глаза в потолок и все пытался понять, что встревожило за последние пару минут так, что сердце едва не выскакивает. Ах да, я наклонился и одной рукой откинул одеяло, а другой ухватился за деревянную спинку дивана. Вот тогда-то сердце и застучало, а пальцы до сих пор жжет…
Я повернулся, снова взялся за спинку. Пальцы начали погружаться в дерево, словно в мокрую глину. Поспешно отдернул руку, вот уже от сильнейшего жара начинается бред. Пальцы обожгло еще сильнее, как будто ошпарил кипятком.