Огромная ручища налила вино в сосуд, в котором Шеф быстро признал золотой кубок.
– Добавь сюда воды и скоро почувствуешь себя лучше.
– Вы сегодня потеряли одного клиента, – заметил Шеф, вспомнив нож, вонзившийся в сердце шведского купца.
– Да, это неприятно. Однако мой ярл сообщил, что погибший сам напрашивался. Кстати…
Толстый палец подцепил амулет Шефа из-под рубахи, которую, как тот догадался, кто-то разыскал и надел на него.
– Ты человек Пути, правильно? Поэтому тебе, должно быть, мало дела до христиан. Совсем никаких дел с ними, насколько я наслышан о твоей победе над франками, и, осмелюсь заметить, они к тебе относятся еще хуже. Но мне приходится иметь с ними дело. По ту сторону Датской перемычки находятся германские копейщики, и лишь сам Один знает, сколько их. Это верно, что они все время дерутся между собой, и не менее верно, что они даже больше боятся нас, чем мы их. Но я не ищу неприятностей, особенно в вопросах религии. Поэтому я всегда разрешаю христианам присылать сюда своих священников и проповедовать свое учение и никогда не возражаю, если они начинают крестить рабов и женщин. Конечно, если эти бедняги забредают в глухомань, а их потом продают в рабство или самих крестят в трясине, я ничего не могу поделать. Я поддерживаю порядок в Гедебю и на торговых путях и вершу суд в нашем тинге. Указывать моим подданным, во что им верить или кого оставить в покое… – Толстяк засмеялся. – Ты-то понимаешь, насколько это может быть опасно. Но теперь появилось нечто новенькое. Этой весной, когда священники из Гамбурга пришли на север, каждого из этих трех или четырех миссионеров сопровождала охрана. Не настолько большая, чтобы назвать ее армией, недостаточная даже для серьезного боя, и вдобавок они хорошо платили. Так что я их впустил. Но вот что я тебе скажу, – круглолицый наклонился к Шефу, – как один король другому. Очень опасные люди. И очень ценные люди. Хотел бы я нанять себе с полдюжины таких. О том, которого ты видел, о белобрысом с волосами, как щетка, мой капитан стражи сказал, что это один из самых стремительных бойцов, каких он когда-либо видел. И очень ловкий.
– Он быстрее, чем Ивар Рагнарссон? – спросил Шеф.
– Ивар Бескостный? О, я и забыл, что ты с ним расправился.
Благодаря вину зрение Шефа постепенно прояснилось, и он повнимательней присмотрелся к крупному мужчине, откинувшемуся на стуле так, что спинка трещала. Золотой венец на голове, тяжелая золотая цепь на шее и массивные браслеты на руках. Внешность добродушного мужичонки, словно бы хозяина мирной городской таверны. Но глаза под густыми бровями проницательные, и сеточка шрамов от затянувшихся ран покрывает мускулистое правое предплечье, как у заядлых бойцов. Удачливый боец, потому что у неудачливых раны уже никогда не затягиваются.
– Да, я тебе, конечно же, за него признателен. Ивар очень меня беспокоил, а его братья беспокоят и до сих пор, – Хрорик тяжко вздохнул. – У короля здесь трудная жизнь, по ту сторону Датской перемычки грозят христиане и их империя, а на севере – пятьдесят морских королей, вечно спорящих, кто самый главный. Христиане говорят, что им сейчас нужен император. Я иногда думаю, что и нам тоже. Но дело вот в чем. Если вдуматься, нам ведь придется решать, кто им станет. Может быть, я. Может быть, ты. А может быть, Сигурд Рагнарссон. Если он, то ни ты, ни я не доживем до следующего дня, да и не захотим дожить.
Ну, да я увлекся. Я вижу, тебе здорово досталось, и по-моему, ты не отказался бы от хорошего ужина. Почему бы тебе не посидеть где-нибудь на солнышке, пока не придет пора ужинать? Я прослежу, чтобы ты был в безопасности.
– Мне нужны деньги, – сказал Шеф. – Человек, которого я ударил на рынке – это он привел меня сюда, и он неделю кормил меня. Я должен заплатить ему. А потом, мне нужны деньги на проезд домой. Если в порту есть английские купцы, я могу взять у них деньги в долг, в счет моих собственных средств и средств моего соправителя Альфреда.
Хрорик оставил в покое звонок:
– Все улажено, за все заплачено. Дитмаршцев я отпустил вполне счастливыми, я всегда стараюсь ладить и с ними тоже, ведь когда разъярятся, они несносны. Хотя один юноша настоял на том, чтобы остаться. Не благодари меня, ты всегда сможешь со мной расплатиться. А насчет возвращения домой… Что нет, то нет.
Шеф взглянул на его хитрое веселое лицо. В углу виднелось копье «Гунгнир», прислоненное к стене. Но он не питал иллюзий относительно возможности добраться до него.
– Остаться здесь с тобой?
– Собственно говоря, я тебя продал, – подмигнув, ответил Хрорик.
– Продал? Кому?
– Не волнуйся, не Скули. Он предложил мне пять фунтов серебра. Христиане дошли до десяти плюс отпущение всех грехов – от самого Папы и написанное пурпурными чернилами.
– Тогда кому?
Хрорик снова подмигнул.
– Твоим друзьям из Каупанга. Жрецам из святилища Пути. Их предложение было слишком хорошим, чтобы отказаться. Они все говорили что-то об испытании. Но это ведь лучше, чем пытки Сигурда Змеиного Глаза? Как ты считаешь?
* * *
С кольцами кровяной колбасы на поясе, большой буханкой черного хлеба под мышкой и щепоткой соли в руке Шеф вышел под лучи послеполуденного солнца, собираясь дожидаться обещанного королем Хрориком ужина. Его окружали с полдюжины стражников, гарантируя одновременно, что никто на него не нападет и что он сам не сбежит из города. Их сопровождал Карли, на этот раз довольно грустный, со своим мечом на поясе и копьем Шефа на плече.
Несколько минут ватага двигалась по тесным улицам Гедебю, заполненным лотками с янтарем, медом, южными винами, оружием, костяными гребешками, обувью, железными слитками и всем, что только можно было купить или продать в скандинавских странах. Затем, когда Шеф уже устал от тесноты и нескончаемой сутолоки, он увидел невысокий зеленый бугор, находящийся внутри городского частокола, но в стороне от построек и толпы. Он молча указал на него и первый направился туда. Боль в голове прошла, но двигался он все еще медленно и осторожно, боясь случайным движением разбудить ее. Он также ощущал, что с трудом понимает, что происходит, как если бы он находился под слоем воды. А ему было о чем поразмыслить.
Взобравшись на курган, Шеф сел на его вершине, глядя на залив и зеленеющие поля на севере. Карли помялся, потом воткнул копье древком в мягкую почву и тоже уселся. Стражники переглянулись.
– Ты не боишься курганных ведьм? – спросил один из них.
– Я бывал на могильниках и раньше, – отвечал Шеф. Он заметил, что нож с его пояса исчез – Хрорик ни в чем не полагался на авось. Он отдал нарезать колбасу Карли, а сам стал ломать хлеб. Стражники с опаской расселись вокруг них, кто на корточках, кто прямо на земле.
Через некоторое время, набив живот и приятно погрев спину на солнышке, Шеф показал на плодородные земли, окружающие город. Река Шлей текла северней города, и на противоположном берегу виднелись огороженные поля, пахари, правящие упряжками волов, черные борозды пахотной земли, и тут и там поднимающиеся среди деревьев струйки дыма. Для англичанина земля викингов представлялась родиной огня и меча, а ее обитатели – моряками и воинами, а не пахарями и углежогами. И все же здесь, в самом сердце норманнской вольницы, окрестности выглядели так же мирно, как Суффолк в летний день.