Из заднего ряда полетела стрела, пущенная в голову лошади. Что бы это ни была за телега и груз, делом стражников было остановить их. Вилфи, ведущий лошадь под уздцы, держал в руке новый щит, изготовленный по способу Удда. Выставив его, он прервал полет стрелы. Стрела отскочила со сломанным наконечником.
Квикка, Озмод, Хама и Лалла с алебардами в руках вышли вперед и, припав на одно колено, ощетинились остриями в сорока футах от приготовившихся к атаке норманнов. Позади частокола алебард встали четыре арбалетчика.
– Бросайте оружие, – крикнул Озмод. Он и не надеялся, что этот приказ будет выполнен. Чтобы дюжина испытанных воинов уступила проигрывающим им в числе чужакам? От них бы отказались собственные матери. И все же Озмод испытывал некоторые угрызения совести перед хладнокровным убийством людей, которые были совершенно беспомощны против оружия, которого они в глаза не видели. Он выждал, пока стражники натянут луки и замахнутся дротиками, прежде чем скомандовал:
– Стреляй!
Четыре арбалета взвизгнули одновременно. С сорока футов по неподвижной мишени – кто бы тут промахнулся? Передняя линия викингов распалась, один даже полетел вверх тормашками от удара стрелы – мощная энергия, накопленная в напружиненной стали, мгновенно высвободилась. Воин во второй линии судорожно вздохнул и свалился – стрела, насквозь пробив переднего, вошла ему между ребер.
Еще один стражник выбрался из завала тел и ринулся вперед, замахиваясь мечом для всесокрушающего удара. Пока он бежал к своей победе или смерти, изо рта у него выступила пена. Приближаясь, он хрипло призывал Одина. Стрела из арбалета близорукого Удда просвистела мимо его уха, а неопытный Карли взял слишком высокий прицел.
Когда он был уже в трех шагах, Озмод поднялся с колена, ухватил рукоять алебарды поближе к концу, снизу выбросил острие далеко вперед. Отчаянный берсерк, как бежал, так и налетел на нее, сам разрубив свое сердце о плоское лезвие, в последнем броске пролетел вперед, где его поймали на скрещенные алебарды. Очумело тараща глаза, он со стоном испустил свой последний вздох.
Меч выпал из руки, и жизнь покинула его. Озмод провернул рукоятку, вытащил алебарду, почистил ее и снова припал на колено. Позади него защелкали взводимые арбалеты.
Шестеро воинов перед ними не выдержали и побежали, четверо рванули в разные стороны по берегу, а двое – через мост на Дроттнингсхолм. Озмод коротко взмахнул рукой.
– Снимите этих двоих, – приказал он. – Остальные пусть бегут.
Трупы оттащили в сторону, и телега в последний раз двинулась вперед, старая кляча раззадорилась на легкую рысь, часть англичан, опасаясь погони, двигались вполоборота назад. Озмод и Квикка трусцой бежали впереди всех, внимательно вглядываясь в полумрак, чтобы выяснить, чего им ожидать.
– Там, – показал Квикка. – Прикажи Удду и Ханду захватить лодку, это нетрудно. Им только нужно оттолкнуться от берега и провести лодку вокруг мыса.
Озмод отдал приказ, и два человека отделились от группы.
– Остальные, упритесь плечами в телегу и подталкивайте ее вверх по склону. Замок стоит на противоположном склоне, и нам нужно поторопиться.
Лошадь и восемь человек быстро затащили телегу на склон невысокого холма, провели ее через ельник и вышли на прогалину. Прямо перед ними открылся Замок Двух Королев, с крутой крышей, с украшенным фронтоном и с прибитыми высоко над входом оленьими рогами. Ни единого признака жизни, кроме чьего-то бледного лица, быстро промелькнувшего сквозь ставни нижнего этажа, однако из труб к небу поднимался дым.
Англичане развернули телегу так, что ее задок обратился к замку, схватились за дерюгу, сбросили ее, засуетились вокруг установленного на телеге «мула».
– Не сюда, – крикнул Карли. – Там, куда вы целитесь, комнаты рабынь. Они держат Шефа там, в покоях. Доверните вправо, вправо еще на шесть футов.
«Мул», весящий тонну с четвертью, не сдвинулся бы с места без отчаянного усилия. Вместо этого коноводы потихоньку повели лошадь кругом, выводя телегу на линию прицела.
– Товсь! – хрипло заорал Квикка, вскинув руку хорошо знакомым натренированной команде жестом. Заряжающий Фрита достал из телеги обкатанный в воде булыган весом не меньше двенадцати фунтов и вложил его в петлю. Прислуга «мула», все, кроме Квикки и наводчика Хамы, рассыпалась вдоль бортов телеги. Им раньше не доводилось стрелять из своей катапульты, с ее мощной отдачей, в неподготовленных условиях, и они не были уверены, что из этого выйдет.
Квикка снова проверил наводку и взмахнул рукой, давая команду.
* * *
Шеф, лежа на большой пуховой перине, расслабленно повернулся на другой бок. За всю свою предыдущую жизнь он не провел столько времени в постели, не считая случая, когда его свалила болотная лихорадка. Человек, который проснулся, должен работать или есть, или – иногда – развлекаться. Так считали все, кого он знал. Что можно просто отдыхать, никому из них и в голову не могло прийти.
Они заблуждались. Уже день и ночь, как он не поднимался с огромной кровати, разве что для еды. И даже еду днем ему приносили рабыни. Никогда он не чувствовал себя лучше.
Но, может быть, все дело в королеве. Днем она тоже приходила к нему через краткие промежутки времени, настолько краткие, что раньше он счел бы это невозможным. В суровом и унылом доме Шефа, где заправлял сердитый Вульфгар, его набожный отчим, любовь была запрещена для всех по воскресеньям, в канун воскресенья, в Рождественский и Великий пост, да и во все другие церковные праздники тоже. Слуги, конечно же, нарушали это правило, а тем более керлы, но делали это виновато, с оглядкой, в промежутке между полевыми работами или между сном и пробуждением. Кого-нибудь вроде королевы Рагнхильды деревенский парень не мог и в мечтах вообразить.
То, что происходило с ним, тоже было выше его понимания. С удивлением, учитывая, сколько он уже совершил, Шеф замечал, как его плоть начинает снова крепчать при одном воспоминании о том, что он видел и ощущал. Однако королева вернется не скоро – пойдет прогуляться вдоль берега, сказала она. Лучше поберечь силы. Лучше снова уснуть в тепле и сытости. Закрыв глаза и откинувшись на подушку из утиного пуха, Шеф мельком подумал о Карли. Надо бы справиться, чем тот занимается. Одна из рабынь должна это знать. Он не знает их имен. Странно. Похоже, что он, в конце концов, начинает вести себя как настоящий король.
* * *
В своем сне Шеф, как бывало и прежде, очутился в кузнице. Это была не явившаяся ему в одном из видений огромная кузница богов в Асгарде, но схожая с ней, здесь тоже все свободное место было занято ящиками, колодами, верстаками. На стене там и тут были прибиты дверные ручки.
Они потому здесь, вспомнил Шеф, что кузнец-то хром. В теле, в котором он сейчас обитал, сохранилось воспоминание об острой боли, когда ножом перерезали сухожилия, о смеющемся лице его врага Нитхада, об угрозах, которые он расточал.
– Ты теперь далеко не убежишь, Вёлунд, с подрезанными-то жилами, ни пешком, ни на лыжах, ты, лесной охотник. А перерезанные сухожилия никогда не срастаются. Но руки твои целы, и у тебя остались твои глаза. Так что работай, Вёлунд, великий кузнец! Работай на меня, Нитхада, делай мне чудесные вещицы день и ночь. Потому что тебе не убежать от меня ни по земле, ни по воде. И я обещаю тебе, хоть ты и муж Валькирии: если ты не будешь каждый день отрабатывать свой хлеб, ты испробуешь плетки, как последняя финская собака среди моих трэлей!