А еще имело место оживление среди христиан. Об этом Шефу больше всех рассказал Торвин, который год назад так ликовал при мысли о христианском короле, приглашающем к себе миссионеров Пути. Сейчас, сказал он, впечатление такое, что тот же сапог надет на другую ногу. К нему приходила весть за вестью о странных делах на рынках и тингах южноскандинавских стран: христианские священники теперь не просто приходили и пытались, как делали это десятилетиями, обратить в свою веру рабов, бедняков и женщин, что обычно кончалось издевательствами и захватом в рабство их самих. Нет, теперь они приходили с вооруженными людьми, держались уверенно, отвечая оскорблениями на оскорбления, насилием на насилие, выкупали своих людей из рабства. И задавали вопросы. Вопросы о набеге на Гамбург шестнадцать лет назад. Вопросы о королях. Ответы записывали. Отнюдь не пытались спасать души, нет, искали что-то. Особенно много Торвину рассказывали, и тоном глубокого восхищения, о человеке по имени Бруно.
Но тут уж Шеф сам мог порассказать Торвину о том, чему был свидетелем на рынке в Гедебю, и о состоявшейся позднее беседе. Удивляло же его не то, что викинги восхищались Бруно – любой человек, владеющий оружием с такой ловкостью и искусством, был просто обречен на успех в норманнском мире, – а то, что Бруно двинулся из Гедебю дальше, в шведские земли, в Смааланд и в две готландские провинции южнее больших шведских озер.
Торвин сообщил ему еще одну вещь, о которой Шеф прежде и не подозревал.
– Знаешь, почему у нас так распространено имя Эйрик? – спросил Торвин. – Это из-за того, что мы называем Эйриксгата, а точнее говоря, Ein-riks-gata, Путь Единого Короля. Считается, что никто не может стать королем всех шведов, пока не пройдет по этой дороге. Она проходит через все тинги всех провинций. Истинный король должен прийти в каждый тинг, и объявить себя королем на каждом сходе, и ответить на любой брошенный вызов. Только когда король все это проделает, сможет он стать королем всех шведов.
– И кто был последним королем, которому это удалось? – спросил Шеф, припоминая, что поведал ему месяц назад Хагбарт о способе стать королем, хотя тогда речь шла всего лишь о короле Восточного Фолда, или короле Фьордов, или, как желчно высказался Шеф, о короле Соседней Кучи и Дальнего Хлева.
Торвин поджал губы и медленно покачал головой, вспоминая историю столь давнюю, что стала уже мифом.
– Может быть, король Эли, – сказал он наконец. – Эли Безумный, дядя короля Атилса. Шведы рассказывают, что он был королем всей Швеции, включая Готланд и Скаане. Но он не смог долго удерживать эти земли – его племянника унизил король Хрольф на равнине Фюрисвеллир. Ты знаешь. Ты сам это видел, – добавил Торвин, напоминая Шефу об одном из его видений.
Шефу начинало казаться, что широкоплечий Бруно пустился в такой поход по скандинавским странам, словно сам хочет пройти по Einriksgata и обратить норманнов в христианство силой, а не убеждением. Если так, успехи людей Пути в Англии, среди восточных англов и подданных короля Альфреда, будут перечеркнуты и даже превзойдены успехами христиан на Севере. Шеф не мог себе представить, что это произойдет. И все же ему не давало покоя, что он не узнал ничего нового, ничего с тех пор, как каждая крупица принесенного его людьми знания была тщательно обдумана и пережевана. И еще больше огорчало его то, что он находится здесь, на самом дальнем краю обитаемого мира, в то время как в центре его затеваются великие дела. Застрял в стране птичьих яиц и акульей печенки, в то время как на юге маршируют огромные армии. В то время как Бруно и его рыцари ищут Святое Копье, которое сможет вернуть миру великого Императора, а Сигурд Рагнарссон и его братья осуществляют свой замысел сделать Змеиного Глаза Единым Королем, королем не только Швеции и Дании, но и всего Севера.
И действительно, на Юге маршировали армии и передвигались флоты. Пока Шеф и его люди вили веревки и обтесывали дерево, строя катапульты – «мулы» и дротикометы, – чтобы держать под обстрелом все морские подходы к Храфнси в случае нападения Рагнхильды, Рагнарссоны подобно грозовой туче налетели на Дитмарш и Северо-Фризские острова, заставив короля Хрорика лихорадочно набирать рекрутов, искать союзников и создавать запасы, чтобы выдержать осаду Гедебю. Архиепископ Гамбурга и Бремена, аскетичный Римберт, получая все более требовательные запросы от своих агентов на Севере, удвоил количество рыцарей Святого Копья и послал их на собственных судах через Балтику, каковое предприятие вызвало горячее одобрение у его собратьев в Кельне, Майнце, Трире и других местах. Французские потомки Карла Великого ломали копья за наследство Карла Лысого, а новый Папа – Папуля, как его называли в народе, – обещал свою поддержку то одному, то другому претенденту. В этот период неожиданного мира не родившийся еще ребенок Годивы подрастал в ее чреве, а ее супруг принимал посланцев многих независимых английских графств, стремящихся присоединиться к тому, что они считали новым Золотым Веком, в котором не будет ни церкви, ни язычников.
Ну а Шеф в глуши и безвестности дожидался дальнейших событий, отводя душу лишь в кузнице, среди своих товарищей-кузнецов.
* * *
Команда Квикки пыталась приготовить зимний эль летом. Неизгладимое впечатление произвел на них крепкий напиток, которым угощали в Каупанге, а в Гула-Тинге им удалось в складчину купить его целый бочонок. Теперь он, конечно, кончился, но времени было хоть отбавляй, и Удд изложил свои предположения.
– Чтобы сделать зимний эль, – заявил он, – из эля вымораживают воду, и то, что остается, становится крепче.
Одобрительные кивки и общее согласие.
– Так вот, пар – это вода, – последнее положение вызвало некоторые споры, но всем случалось видеть поднимающийся от сырой земли пар и как испаряются капли пота, попавшие на раскаленное железо. – Значит, если мы будем нагревать пиво, пока из него не выйдет пар, мы удалим из пива воду точно так же, как если бы вымораживали ее. Это не будет зимний эль. Это будет что-то вроде летнего пива.
– Но оно станет крепче, – сказал Квикка, желающий уточнить самое главное обстоятельство.
– Верно.
Ребята разжились большой кадкой пива – львиной долей скудного урожая ячменя на Храфнси, который шел в основном на пиво, а не на еду, – половину вылили в самый большой медный котел, который смогли достать, и нагрели его на медленном огне, стараясь не прожечь днище. Постепенно густое варево начало пениться, пар от него заполнил всю пивоварню с толстыми стенами и низкой крышей. Два десятка мужчин и полдюжины женщин набились в нее одновременно, прислуга катапульты и так называемые носящие kraki – те, кто был спасен из рабства во время перехода через Уппланд.
Удд внимательно наблюдал за всем, командовал костровыми, с помощью самого большого половника отбивался от преждевременных попыток попробовать продукт. Наконец, оценив уровень жидкости в котле, он пришел к выводу, что почти половина пива испарилась. Два человека острожно сняли котел с огня и поставили охлаждаться.
За несколько месяцев Удд приобрел некоторые простейшие навыки обращения с людьми, достаточные, чтобы сообразить предоставить честь первой пробы другому, и притом тому, кто смог бы это оценить. Он прошел мимо Квикки и Озмода, признанных главарей команды, и позвал одного из недавно спасенных, большого молчаливого человека, в котором освобожденные, но по-прежнему испытывающие почтение к знатности англичане подозревали бывшего тана короля Бургреда, имевшего несчастье попасться викингам в рабство.