Белобрысый нюхал, и лицо его постепенно изменялось, сдвигалось, переделываясь в морду, на которой ясно читался знак. У Белобрысого это было даже хуже, чем у Риммы, его морда менялась быстрее, зубы выдвигались вперед, черная слюна пузырилась на губах.
И вонь. От Белобрысого воняло мертвечиной. Он шагнул ко мне.
Я не мог смотреть на него и стал глядеть в небо.
Белобрысый булькал у меня над ухом. Я рванулся еще. Наручник не отпускал. Бакс, где ты?
Я орал, орал и не мог остановиться.
Белобрысый прорычал что-то, совсем уже неразборчивое, непонятное. Он взялся за цепочку наручников, дернул и с мясом вырвал ручку из двери. Затем поволок меня в глубь леса. Я упирался, упирался, но бесполезно, с таким же успехом я мог сопротивляться танку, Белобрысый даже не замечал этого моего сопротивления, от сопротивления становилось даже хуже – наручник рвал руку.
Пока мы шагали, Белобрысый все больше сутулился, из спины выпирали острые лопатки, он становился похож на зубастую лягушку, как тогда Римма. Он что-то бормотал и рыкал, дергая за наручник, распускал вокруг себя зловоние.
Лес становился все глуше, стояла жуткая тишина. Грибы, очень много почему-то грибов, хороших, не мухоморов. Норы какие-то, наверное, лисьи. Отличное место.
Вдруг лес пошел книзу, деревья стали тоньше, мох из синего перекрасился в зеленый, Белобрысый выволок меня к болоту. Нежная зеленая травка, а между нею такие неглубокие с виду лужицы, водомерки по ним бегают. Топь. Трясина. Кочки. Теперь понятно. Трясина – это то, что ему нужно. Никаких следов.
Белобрысый остановился.
Интересно, если прыгнуть в болото? Тогда…
Белобрысый неожиданно перестал ворчать и насторожился. Он завертел своей заострившейся башкой и стал смотреть вверх, на холм. Я на всякий случай снова дернулся, но Белобрысый резко уложил меня на мох, лицом в коричневую жижу.
В нос и рот мне сразу налилась гнилая вода, я стал задыхаться и биться, но Белобрысый крепко вдавливал меня в болото.
Вдруг хватка ослабла, я вывернулся вправо и набрал в грудь воздух. Продышался.
– Здорово выглядишь, – сказал странно знакомый мне голос.
Я стер с лица грязь. Надо мной стоял Леха. На плече у него дымился карабин. Леха подал мне руку, и я поднялся на ноги.
– Под конец все-таки почуял, тварь. – Леха кивнул на Белобрысого. – Сволочь поганая…
Леха был обряжен в куртку Белобрысого.
– Старый прием. – Леха стянул с себя куртку и бросил в болото. – Звери не знают своего запаха…
Белобрысый корчился на траве. Лехина пуля попала в лоб, проделала дырку и застряла внутри. В его морде уже не было совсем ничего человеческого, рыло, чем-то похожее… Черт знает на что похожее, в кино такое лишь встретишь. Челюсти продолжали щелкать, зубы крошили толстую палку, черная лужа растекалась, и трава на кочках желтела и умирала.
– Отохотился, – сказал Леха. – Тварь.
Он осторожно приблизился, приставил карабин к тому месту, где у существа находилось сердце, и выстрелил еще раз.
Белобрысый затих.
– Готов. – Леха подобрал палку и столкнул Белобрысого в трясину. – Болото – как раз для него, трясина его засосет. На, водички попей.
Леха сунул мне фляжку. Я отпил. Белобрысый медленно погружался.
Я покивал.
– Как ты тут оказался? – наконец смог спросить я. – Как?
– Немного терпения и сообразительности, – улыбнулся Леха. – И все. Про тебя, друг, во всех газетах написали, я сразу понял, что ты прибил ведьму.
– А дальше?
– Дальше я решил тебя навестить. Узнал, где ты находишься, тебя в другой город перевезли. Приехал, прихожу, смотрю, а из ворот эта тварь выходит.
Леха плюнул в сторону уходящего в трясину Белобрысого.
– Я сразу все и понял. Тут же допер, что он тебя решил кончить. И стал следить. Почти месяц напротив твоей тюряги просидел, в бинокль наблюдал. Матери сказал, что в лагерь оздоровительный поехал. А сегодня гляжу – выводят тебя. Я из кустов мотоцикл вытащил и за вами покатил. Вот и все. Стрелять я умею, да и патроны у меня то, что надо. Он так ничего и не почуял.
От Белобрысого остался лишь капюшон плаща на поверхности. Трясина вокруг желтого плаща пузырилась, мне казалось, что Белобрысый еще жив, еще шевелится под грязью.
– Он не оживет? – спросил я.
– Не… Вряд ли. С этим все. А вот другие…
– Другие? – Я вздрогнул.
– А ты что думал? – Леха поднял изгрызенную палку и швырнул ее в топь. – Их много… Я как через город проезжал, еще двух видел. А они чувствуют, если с кем-то из них что-то случается. Так что надо отсюда валить, а то скоро…
Трясина булькнула, от Белобрысого ничего не осталось.
– Время, – сказал Леха. – У нас теперь есть время. Какое-то…
Мне приснился цветной сон. Я и Ли шагали по гребню длинной скалы. Деревьев не было, один поросший зеленым мхом камень. Ли шагала первой, я за ней. По обеим сторонам уходили вниз синеватые пропасти, заполненные теплым белым туманом. Иногда из этих пропастей выплескивались высокие кипящие гейзеры и разбрасывали в разные стороны теплые брызги. Вдруг скала кончилась, и мы оказались на самом краю бездонного провала. А внизу плескалось море. Ли присела на большую зеленую кочку, я устроился рядом с ней. Мы смотрели на море и молчали.
Потом неожиданно гейзеры начали нестерпимо громко реветь.
Я проснулся. Мимо пролетел длиннющий оранжевый бензовоз. Я болтался на сиденье мотоцикла, справа и слева мелькали сосны и полосатые дорожные столбы, Леха гнал мотоцикл на север по федеральной трассе.
– Не спи, – обернулся Леха. – А то свалиться можно. Приятного мало, я падал.
Я перехватился покрепче за ручку сиденья, спать больше не стал, принялся думать. Количество нападений животных на человека резко увеличилось. Может быть, это означает, что увеличилось число таких, как Римма? Я видел двоих. Они, эти твари, бродят по нашему миру, заходят в дома, втираются в семьи, внедряются в государственные организации, ждут своего часа. Часа охоты. Часа, когда люди ворочаются в беспокойстве в своих постелях, а собаки в страхе воют на луну. И никто не может этих тварей остановить. Потому что никто о них не знает.
Хотя нет, знают. Любой доктор может сказать, что Римма была не человеком. Но не говорят, молчат. Значит, такие, как Римма, кому-то интересны. Они кому-то нужны. Может, спецслужбы из них какое-нибудь вещество выпаривать собираются. Или, может, они хотят их разводить и делать из них суперсолдат. А может, вообще на другие планеты забрасывать, кто его знает? Но то, что правительство в курсе, это несомненно. А может, правительство само все из таких тварей состоит…